Утешу самых нетерпеливых: в первых книгах серии я совсем легко зашифровал вожделенное место, чтобы у вас была возможность рано или поздно добраться – таки до цели и убедиться, что автор вас не обманул. Но в следующих книгах…
Вы знаете, я не против, чтобы мои тайны волновали многих и после меня. Я просто поражен выходкой знаменитого пирата Оливье Вассера, который во время казни, в последние мгновения своей жизни, уже с петлей на шее, с криком: «Мои сокровища достанутся тому, кто прочитает это!», бросил в толпу, собравшуюся вокруг виселицы, нарисованную им карту с замысловатыми и непонятными надписями по краям. С той поры прошло ни много, ни мало: два с половиной столетия, а ни одно поколение кладоискателей многих стран так и не могут разгадать тайну загадочной карты, которая не перестает будоражить их воображение.
Григорий Борзенко, автор серии «Пиратские клады, необитаемые острова»
ПЕРВАЯ причина, побудившая меня взяться за перо, та, что мне хотелось бы, в случае печального исхода всей этой истории, оставить хоть какие-нибудь записи, из которых люди могли бы потом узнать, что с нами произошло. Иначе как ужасом я это всё назвать не могу. Однако, еще неизвестно, чем всё закончится. Возможно, исход этой удивительной истории будет вполне благополучен, и когда-нибудь я, сидя в удобном кресле у горячего камина, у мирно потрескивающего огня, буду читать свои записи и добродушно посмеиваться над всем. Хотелось бы. Очень хотелось бы уже сейчас, когда мне столько всего довелось пережить. Но ведь страшнее всего то, что я в самом начале, и одному Господу известно, что ещё предстоит пережить.
Погода за пределами моего уютного мирка пресквернейшая: второй день океан штормит, грохот волн, разбивающихся о берег, порядком надоел, а завывание ветра, терзающего кроны деревьев, совсем уж доводит до исступления.
Здесь, внутри нашего жалкого жилища, которое мы сами же и соорудили своими руками, относительно тепло и уютно. Правда, при сильных порывах какая-то частица ветра проникает внутрь, выдувая весь наш уют. Язык пламени свечи начинает неистово прыгать, приходят в движение тени, которых так много вокруг, и в такие минуты мне становится немного страшно. Господи! Что со мной происходит? Думал ли я, отправляясь, казалось бы, в безобидное, на первый взгляд, путешествие, что придётся пережить столь ужасные приключения?
Старик умирал. Казалось, даже горстка свечей, вцепившаяся в далеко нероскошный, не изобилующий лишними инкрустированными безделушками подсвечник, который в эту скорбную минуту стоял у изголовья старика, проникалась драматизмом момента и обильно роняла свои восковые слёзы, вначале торопливо сбегающие вниз, затем замиравшие окончательно. Угасала жизнь и в глазах старика. Троих человек, склонившихся в этот миг над стариком, обуревали разные мысли. Лекарь, проведший последние дни довольно много времени возле умирающего, пытавшийся поставить на ноги несчастного, сейчас только осознал, что все его старания тщетны, что совсем скоро его помощь уже не понадобится, и он покинет этот дом. Пастор, живший неподалеку, зачастил в последнее время в дом соседа, резонно предвидя, что, возможно, понадобится помощь; сейчас его час настал, ибо на первый план выходят не лекаревы примочки да зелья, а его, пасторово, Божье слово. Лишь статный молодой человек лет двадцати пяти – сын несчастного – отказывался верить в реальность происходящего. Да, старик слаб, да, время отойти в мир иной рано или поздно неотвратимо настигает всех, но бесконечно любящее сыновье сердце отказывалось верить в реальность происходящего.