— А мне Анри сказал, что постояльцы нормально заплатили.
— Ольга из своего кошелька доплатила. Боялась, как бы Ирина Аркадьевна не узнала о щедром жесте.
— А если все-таки узнала? Ирина Аркадьевна? — я перевела взгляд на Меркурьева.
— Держите свои домыслы при себе, — неожиданно рассердился на меня адвокат.
Он демонстративно выключил диктофон и стал убирать бумаги в портфель.
— Вы уже уходите? — жалобно спросила Алина. Понимание того, что ей светит большой срок, оптимизма не прибавило.
— Да, но мы еще увидимся, — пообещал Меркурьев. — Если что-то вспомните, сообщите следователю, что хотите меня видеть. Вам что-нибудь принести?
— Нет, не надо, — мотнула Алина головой.
— Вы тоже думаете, что Ольгу убила Ирина Аркадьевна? — спросила я, как только представилась возможность.
Мы стояли перед участком. Меркурьев задумчиво теребил мочку уха, смотрел поверх моей головы куда-то вдаль и отвечать не собирался.
— Аристарх Бенедиктович, вы меня слышите? — напомнила я о себе.
— Слышу, слышу, — отреагировал он. — Ирина Аркадьевна не испытывала к дочери чувства любви и поэтому могла кокнуть ее по голове.
— Дело ведь не только в отсутствии любви, но и в деньгах, — настаивала я. — Ирина Аркадьевна узнала, что ее дочь в убыток себе поселила в гостинице кучу народа. Допускаю, что она не хотела убивать, вспылила, схватила в руки первый попавшийся предмет и опустила его на голову дочери.
Я посмотрела на Меркурьева, ожидая услышать из его уст похвалу. На мой взгляд, все вполне логично. Комната Ольги граничит с комнатой Ирины Аркадьевны. Мать могла незамеченной войти и незамеченной выйти. Могла убить или нет — тоже не вопрос. Отношения матери и дочери всегда были натянутыми. К тому же Ирине Аркадьевне нужны были деньги, чтобы уехать в Америку, а после смерти Ольги она рассчитывала стать единственной наследницей. Даже если бы ей не удалось сразу продать имущество Жака Матье, она вполне могла бы жить на доходы от гостиницы.
Другое дело, доказать это сложно. Мать — понятие святое для всех народов. Вот и Аристарх Бенедиктович с осуждением смотрел на меня.
— Вам самой не кажется это абсурдным? Вы думаете, что из-за двухдневной выручки можно убить человека, дочь, даже если она неродная?
Я вздохнула. Очевидно, он считал, что если я смогла предположить такое, то и сама способна на нечто подобное.
«Интересно, что этот мальчик вообще знает о жизни? — задумалась я. — Скорей всего, родился в семье дипломата, учился в посольской школе, потом был престижный университет, дипломатическая академия, наконец, работа в консульстве. Ему ли знать, что в обычной жизни убивают не то что за двухдневную выручку — за бутылку водки на ленточки порежут! И я не преувеличиваю, наш народ очень темпераментный».