— ДА! Понимаю! И заявляю, что я готова прожить жизнь с прикованным к кровати инвалидом!
— Ах, значит ты — понимаешь? И готова, да? Так вот, ни я, ни твоя мать — не готовы к тому. чтобы наша дочь связала свою судьбу с инвалидом! С сегодняшнего дня тебе запрещено играть в эти дурацкие игры, понятно?
— Вот, значит вы, как, да? — я, злобно фыркнув, импульсивным рывком встаю с чертового кресла и подхожу к окну, маняще распахнутому на улицу. — тогда выбирайте, или вы оставляете меня в покое, или я прыгаю!
Последними словами я хочу докричаться до непонимающих меня родителей, уже стоя на подоконнике и держась руками за оконную раму. Противомоскитная сетка, тьфу, мелочь. Выбью своим весом, словно обрывая последнюю нить.
Отец с матерью вскакивают с кресел и бросаются ко мне, протягивая в мою сторону руки.
— Ни шага больше! — требовательно заявляю я, демонстративно отпуская одну руку.
— Леночка, доченька, умоляю тебя, не делай этого! — мама падает на колени и вскидывает руки. — Доченька…
— Таня! — папа успокаивающе кладет руку на плечо мамы. — Успокойся. Хочет прыгнуть, пусть прыгает. Поверь мне, так будет лучше. Пусть прыгает!
— Ты, — он повернул свое лицо ко мне. — или прыгай сейчас, или слезай и не мотай нам нервы. Давай, без этих, душещипательных сцен, или туда, или обратно!
Всхлипнув от обиды и от понимания того, что он, мой отец, которому я всегда верила и которого любила так, как может любить только дочь своего отца, предал меня только что, я разжимаю вторую руку и откидываюсь назад.
Падая, я слышу два голоса: Лена-а-а!!! — надрывный мамин и спокойный папин, — Таня, успокойся, ведь…
* * *
— … мы живем на втором этаже! Поэтому прекращай психовать и иди к окну, успокаивай нашу великовозрастную истеричку.
— А ты куда?
— Ну не через окно же я буду ее заводить в дом? Спущусь, вытащу из кустов и приведу.
М-да, самостоятельно выбраться из пышных, раскидистых кустов чайной розы, растущих под нашим окном я не смогу. Каждая попытка пошевелиться, вызывала новые уколы в спину и пониже спины.
Прямо надо мной из окна высунулось встревоженное лицо мамы.
— Леночка, ты сильно ушиблась?
— Нет… — слезы, словно живя собственной жизнью, выступали и, одна за другой, скатывались по моим щекам. — просто укололась сильно.
— Потерпи, сейчас папа тебя вытащит.
Вы когда-нибудь видели вблизи быка на корриде? Нет? А я видела… Конечно, это был не бык, а мой папа, и это была не коррида, а, всего лишь, кусты чайной розы, но выпорхнула я оттуда, словно пушинка, влекомая порывом сильного ветра, выдернутая за воротник сильной рукой папы.