Кинред наклонился к самому уху, коснувшись губами моих волос:
– Чего ты хочешь, Ината? Сможешь обозначить?
– Я… не знаю.
Его ладони поплыли по всему телу, оставляя за собой горячие импульсы и дрожь. Даже на животе и ягодицах кожа оказалась слишком чувствительной к любой ласке. Меня уже заметно выкручивало изнутри, но одновременно росло и неконтролируемое раздражение – ведь ощущения только нарастали и не находили выхода.
– Чего ты хочешь, Ината? – теперь даже его шепот сводил с ума. – Не сопротивляйся, препарат слишком сильный. И не зацикливайся – ты же умеешь не зацикливаться. Просто прими как факт: я навязал тебе эти ощущения, они не твои. Но они подсказывают тебе, чего бы ты хотела на самом деле, если бы сумела отстраниться от своих настроек и стереотипов.
И я уже хотела – вероятно, всего и сразу: чтобы он взял меня, бросил на пол, раздвинул ноги и вошел в мое тело резко, чтобы больше не жалел, не слушал и не спрашивал, а унимал этот жар рывками. Голова поехала от секундного представления, как он вколачивается в меня. Препарат не просто действовал – он будто все мое сознание наизнанку вывернул, самым чувствительным и скрытым наружу. Но я прикусывала язык, чтобы не высказаться вслух, потом бы очень этого стыдилась. Вот только он ждал ответа, потому я выдавила:
– По… поцелуйте меня, сэр.
– И все? Руки держи за спиной, иначе свяжу.
Он не выполнил мою просьбу – не прикоснулся к губам, а наклонился еще ниже и широко провел языком по шее снизу вверх. Я чуть не взвыла. Еще ниже – вобрал в рот сосок, сильно втянул. Это почти больно, но возбуждение перекрывало любую боль. Снова выпрямился и уже открыл рот, чтобы предсказуемо повторить вопрос, но я сама потянулась к его губам. Сама же нырнула языком в его рот, а руками обхватила за шею, чтобы не отстранился. На поцелуй он ответил, разрешая мне почти вылизывать его рот и возбужденно стонать от каждого прикосновения к языку, но взял за запястья и медленно отвел обратно за спину. Удерживая так, прижал меня к себе сам. От этой близости я окончательно свихнулась. Тянулась выше, изворачивалась, лишь бы продолжать со стонами посасывать его язык и никогда не останавливаться. Тело само начало тереться о ткань его одежды – пошло, некрасиво, как озабоченная псина. Но мне было плевать. Как там говорила Майя? Это не стыдно, когда у тебя нет выбора. У меня выбора точно не было. Я слышала тихий писк от наушника в его ухе, и это возбуждало еще сильнее.
Кинред одной рукой расстегнул ремень и резко выдернул его из шлиц, быстро стянул мне запястья за спиной, но я этого почти не замечала, на это тоже плевать. Он все же отстранился, удерживая меня за плечи, посмотрел в глаза. Я была счастлива уже тому, что с его лица пропало извечное веселье. Говорил от тихо и мягко, словно пытался успокоить: