Иван с облегчением записал в протоколе название забегаловки и приметы торговцев, у которых пацану покупали одежду. Конечно, все нужно перепроверить, но считать вором Устаруса Бооти очень не хотелось.
Садовник производил впечатление человека, вполне довольного жизнью. Работа у Суволли давала ему возможность всласть экспериментировать с любимыми цветами. Бывают такие счастливые люди, которые в любом положении находят приятные моменты. Как правило, они не имеют никакого отношения к криминалу. Если и вляпываются, то это будет, скорее всего, убийство по неосторожности или превышение самообороны.
Иван прикинул, какие мотивы могли заставить садовника пойти на воровство. Какой-то никому не известный долг? Например, крупный проигрыш в азартной игре (кстати, во что тут играют на деньги?). Наличие каких-нибудь родственников, попавших в сложную ситуацию? Или местный экзотический вариант: желание удрать от стареющей жены? Хотя жене Устаруса, матушке Арали, как ее звали другие слуги, не было и пятидесяти, и выглядела она, на взгляд Ивана, достаточно молодо. По земным меркам — лет на 35–40. Видимо, в ее жилах тоже была толика эльфийской крови.
«Садовник — деньги?» — записал Иван, понимая, что проверка счетов садовника — последнее, чем он будет озабочивать местных полицейских.
Дворецкий и конюх с самого начала не вызывали подозрения. Они имели артефакты для управления дхорками. Они могли в любую ночь перерыть хоть весь сад. Если до сих пор не покусились на цветы, то вряд ли им пришло бы в голову заняться этим именно в ту ночь, когда убили мага.
Оставалось двое: старший сын садовника Фрас и муж кухарки Веспар Сим. И тот, и другой теоретически могли оказаться в обеденное время около конюшни. И тот, и другой при определенных обстоятельствах могли пойти на воровство. Бунтующий подросток, слишком самостоятельный и амбициозный, чтобы принимать отцовскую философию умеренности, и неизвестно откуда взявшийся приблуда, с виду больше похожий на моряка, чем на сельхозрабочего…
Веспар Сим оказался чистокровным человеком, поэтому выглядел на свои тридцать три, причем изрядно потрепанные. Едва взглянув на помощника конюха, Иван хмыкнул: «Так и есть — контингент».
Шутку о разделении человечества на людей и контингент землянин слышал от одного из старых следователей прокуратуры, «дяди Васи», как его называли коллеги, то биш Василия Степановича Гринько. «Контингент я и во фраке учую, — говорил дядя Вася. — Много их сейчас фрачных, да все одно — контингент». Иван научился «чуять контингент» на третий год работы в прокуратуре.