Стефани напряженно всматривалась в экран, но дочь не перебивала. Анита молча передергивала плечами, с трудом сдерживая негодование, а Рудольф, наоборот, впал в отчаяние. Теперь, когда все прояснилось, ему отнюдь не полегчало. И даже когда Эллина сказала, что простила эту женщину, Рудольф не мог справиться с чувствами. Слишком велика была потеря. Ни одна месть не стоит человеческой жизни.
Юноша проводил гостей к выходу в мрачном настроении. Стефани выглядела бледнее, чем час назад, когда переступила порог этого дома. Только профессор Хельц, хоть и пребывал в глубоком раздумье, но угнетенным отнюдь не выглядел.
– Все это очень любопытно, – сказал он, пожимая на прощание руку Филиппу. – Не могу понять лишь одного: как вы догадались, что молодая Мария Классенс – это египетская Мириам? На фотографиях они едва похожи.
– Я тоже сомневался в этой кандидатуре. Более того, поговорив по телефону с Марией Классенс из Довиля, я даже собрался ставить на ней крест. И если б не подпись…
– Мария Классенс жила в Довиле?
– Она и сейчас там живет, – улыбнулся Филипп и вздохнул. – Классенс она стала после замужества. Я тоже попался на эту удочку, услышав в трубке женский голос. Это оказалась ее мать. От нее-то я и узнал, что дочь давно живет в Египте.
– Говорят, что дочь, названная именем своей матери, несчастлива… – задумчиво произнес Хельц.
– В нашем случае вы совершенно правы, – согласился с ним Филипп Барр.