Космос во мне (Арсе, Павлов) - страница 90

— Почему? — Бросил, голова уже не держалась на шее. Забавно, мы задаем друг другу вроде бы разные вопросы вместо того, чтобы дать один ответ.

Алена подсела ближе. Я повернул к ней голову. Носик ее едва не касался моего. Она накрыла своей теплой ручкой мою. Левой, живой, настоящей. Не той, которую я ей сделал. За которую заплатил двести тысяч с лихвой… неблагодарной суке.

— Ты видишь вещи иначе, чем я, Ринни, — раздалось признание девушки.

Услышав ее голос, я уже не мог ненавидеть.

— Быть может, я не уловила твоих эмоций, — продолжала она. — Ты просто показал, и я не знала, как мне реагировать. Да, красиво, да, особенно. Но это всего лишь ролик. Я не чувствую так, как желал бы ты. Не думай, что это просто. С легкой команды Алисы заставить меня полюбить чужое.

Замолчала, выдохнула тяжело. Допила мой виски.

Чужое. Как больно звучит из ее уст это слово. Настолько, что даже измененное восприятие не может заглушить всех чувств негодования и обиды. Мы задаем друг другу неверные вопросы, но подсознательно получаем нужные ответы. Как же все сложно. Как же хочется верить, что она понимает, как мне хреново.

— И что мне делать? — Произнес и понял, что вышло нелепо.

— Да просто забей, Ринни, — бросила она, поднялась и потащила меня за собой.

Просто забей… Просто. Забей. Такое ощущение, что пытаясь воззвать к ее чувствам, я делаю только хуже. Она все дальше и дальше, холоднее и холоднее.

Она довела меня до каюты, где я благополучно вырубился.

***

Проснулся с острым чувством вины и некой тоски. Вышел в коридор.

— Как самочувствие? — Раздалось из реакторной, как ни в чем не бывало. Мне уже было плевать, что она там ковыряет.

На вопрос не ответил. Это было тяжело, но я справился. Она спросила, а я промолчал и двинулся в рубку. Алена не стала настаивать, переспрашивая. Ну и хорошо, путь побудет и в моей шкуре.

В рубке завозился с расчетами рейда и проверкой ресурсов. Пришла голубушка минут через сорок.

— Ринни? — Окликнула с прохода.

Я поднялся и небрежным жестом намекнул, чтобы валила в каюту. Рубка — место командира, а не пассажирки.

Пару секунд она сверлила меня глазами. А затем пожала плечами и вышла. Легче мне от этого не стало.

Мы перестали разговаривать. И обида только росла во мне. На трезвую голову я сотни раз прогнал ее ответы и придумал новые аргументы, которые сам же и опровергал. Сложнейшие интерпретации и завороченные умозаключения, казалось все сложное давало надежду на то, что она все же чувствует ко мне что — то. Столько версий в голове я перебрал. Но самая простая и перечеркивающая все на свете — она просто не испытывает ко мне ничего, что позволило бы нам стать ближе.