московского Армянского переулка ничего, кажется общего и быть не может, то у ее папы, Федора Ивановича был с Энгельсом-младшим, по меньшей мере, один общий друг. Звали его Генрихом Гейне. Дело было довольно давно, зимой 1827-28 года. Тютчев служит в российской дипмиссии при баварском "короле художников" Людвиге Первом. А Гейне работает, не очень блестяще, редактором журнала "Новые всеобщие политические Анналы". Он бывает, и довольно часто, у сестер Ботмер, сташая из которых, Элеонора - возлюбленная и вскоре первая жена Тютчева. Мать трех его дочерей: Анны, Дарьи и Екатерины.
Великий немецкий и великий русский поэт становятся друзьями, вместе путешествуют и вообще проводят вместе много времени. Нельзя сказать, что Генрих знаком со стихами своего младшего друга. Он-то русского не знает, да и великие строки Теодора еще в будущем. Собственно, и Гейне тоже в число великих поэтов Германии пока не вошел. Это впереди.
Он, безусловно, под сильным обаянием тютчевского остроумия и его яркой личности. А вот Тютчев не расстался с Генрихом и в будущем. Памятником остался перевод того стихотворения о пальме и сосне, которое мы-то с вами помним навсегда в лермонтовском переложении. Но и тютчевское хорошо.
С чужой стороны
На севере мрачном, на дикой скале
Кедр одинокий под снегом белеет,
И сладко заснул он в инистой мгле,
И сон его вьюга лелеет.
Про юную пальму всё снится ему,
Что в дальних пределах Востока,
Под пламенным небом, на знойном холму
Стоит и цветёт, одинока.
Есть в дальнейшем и переводы других стихов немца.
Дружбу, отчасти, скрепляло и то, что Гейне, грубо говоря, "приударил" за младшей элеонориной сестрой Клотильдой. Посвящал ей стихи. Ничего из этого не вышло. Он уехал сначала в Италию, потом в свой родной Гамбург, потом во Францию, где и прожил остаток жизни, до своей "матрацной могилы" и тяжкой смерти в 1856 году. Где он дружил к
немецким эмигрантом Карлом Марксом, познакомился с его другом Фридрихом Энгельсом. Вот вам и ниточка для знакомства -
общий друг.
Но с другой стороны, жалко бедного Ивана Сергеевича. Где бы Аксаков нашел вторую такую - верную подругу, сопровождавшую его и в трудах, и в размышлениях, и в ссылке? Хоть и острил Лев Толстой насчет их свадьбы: "Я думаю, что ежели от них родится плод мужеского рода, то это будет тропарь или кондак, а ежели женского рода, то российская мысль, а может быть, родится существо среднего рода -- воззвание или т. п.
Как их будут венчать? и где? В скиту? в Грановитой палате или в Софийском соборе в Царьграде? Прежде венчания они должны будут трижды надеть мурмолку и, протянув руки на сочинения Хомякова, при всех депутатах от славянских земель произнести клятву на славянском языке".