Перед ним была новая Нунция, которую он не знал. Это была повзрослевшая «почти сестра», познавшая боль безответной любви. Но тепло и нежность ее маленькой руки, оставшиеся воспоминанием на его ладонях, до сих пор порождали какие-то сумасшедше приятные ощущения в груди, которые Франко никогда ранее не испытывал в ее присутствии.
– Удовлетвори мое любопытство: он знает о твоих чувствах? – едва слышно спросил он.
– Нет, – поспешно отрицательно мотнула Нунция головой, но вдруг осеклась, и огромные глаза за толстыми линзами очков стали еще больше, а в них отразился неподдельный страх.
– Я-то думал, у вас был роман… – озадаченность зазвучала в его упавшем голосе. – Может, стоит ему об этом рассказать?
– Нет! – категорично ответила Нунция.
– Почему?
– Я… я же сказала, что он… любит другую. Всегда любил других. Я не могу разрушить…его семью, – странная неуверенность сквозила в ее интонации, и Франко, сдвинув брови, пытался понять, что за этим скрывается. Он совсем перестал понимать ситуацию.
– Я запутался. У меня складывается ощущение, что он всегда был недосягаем для тебя, как бывают недосягаемы известные личности, – пошутил он.
– Так и есть, – пылко ответила Нунция, порывисто вставая и разрывая сложившуюся между ними близость. – Он для меня недоступен, недосягаем!
– Но почему? – в недоумении спросил Франко.
– Потому что я не нравлюсь ему. Как женщина не нравлюсь! – бросила она, обернувшись, на миг остановившись близко-близко, глядя на него сверху вниз. Потом кинулась к своему столу и села за него, словно спасаясь, отгораживаясь от Франко и от всего мира.
Несколько минут Франко смотрел на нее издалека. Он чувствовал, как она выпустила невидимые колючки, защищаясь от всех, включая его, близкого друга. Но по какому-то непонятному наитию он проигнорировал ее желание спрятаться: встал и, подойдя к ней, наклонившись, обхватил сзади за плечи.
– Не обижайся, Нунция, – мягко сказал Франко, – но позволь дать тебе совет, как друг, как брат своей маленькой сестре, – улыбнулся он. Нунция этого не видела, она почувствовала по голосу, что он улыбается. – Попробуй найти свой образ…
– У меня мой настоящий образ! – оборвала она его и дернулась, словно строптивая кошка, желающая вырваться из объятий. Франко почувствовал, как ощетинились невидимые колючки.
Вопрос был настолько деликатным – сказать ей про невзрачность внешности и не обидеть, – что он весь сжался от этого страха, но продолжил тем же мягким голосом:
– Это тот образ, который ты отчего-то создала себе. Ты словно добровольно заточила себя в темницу, и в этом сером мраке невозможно различить твою красоту. У тебя чудесная улыбка и красивые глаза, но они скрыты в однотонной глубокой тени, – спокойно говорил он, обнимая ее за плечи и едва касаясь губами ее головы. Голос его почти превратился в шепот, нежный, словно шелест весенней листвы. – Выйди из тени, стань светлой и яркой… Настоящей… Может, увидев тебя при свете дня, он оставит всех своих женщин, – снова улыбнулся Франко.