-то? Я ж не в курсе, у меня там, в конторе, телевизора нету, да я и вообще не охотник до этого развлечения.
Всмотрелся. А там, оказывается, Леониду Ильичу присвоили, ну, или "он присвоил", как возмущенно говорили девицы, звание Маршала. Слова "приватизировал" тогда ведь в словаре еще не было. Его и демонстрируют по Первой и, естественно, всем прочим программам в новых кителе, галстуке с бриллиантовой звездой и погонах. Как бы — полководец.
Вот на меня комсомолки полкана-то и спускают, как на старшего возрастом и по принадлежности к руководящей для ВЛКСМ организации.
Произношение у моих юных оппоненток было заметно на О. Это, с одной стороны неудивительно, поскольку выучились они в Тюменском индустриальном институте и вообще обе сибирячки; одна из старинного Тобольска, а другая и вовсе из прославленного старцем Григорием Ефимовичем Новых-Распутиным села Покровского и даже, как случайно выяснилось, с ним, со старцем, в довольно близком родстве. А с другой стороны, для меня лично — как маслом по сердцу, поскольку я и сам с материнской стороны с уральскими, пермско-екатеринбургско-режевскими корнями, вырос наполовину в Перми, тогда еще Молотове. Давно заметил, что если попадаю в командировку в ту же Тюмень, Свердловск, Томск, в общем, в любой старый уральский или сибирский город, так и сам на второй день перехожу на местный выговор.
Но, однако, надо защищаться, а то заклюют. Интересное дело — обновка у него, а отвечать перед молодым поколением должен почему-то я.
"Девы! — сказал я им проникновенно, — чего вы цепляетесь к вождю? Вы же уже взрослые. Должны понимать, что Леонид Ильич, при его-то возможностях и связях, вполне мог бы пожелать и тут же получить звание доктора химических наук, народного артиста, летчика-космонавта, заслуженной учительницы РСФСР и даже мастера спорта по художественной гимнастике… и кто бы сказал слово против? А он попросил себе всего-навсего новую заколку на галстук — и уж вам жалко?"
Такой поворот темы несколько сбил их с обличений. А я еще немного полечил их на тему — "могло быть и хуже, не дай бог помрет — как бы не пожалеть". Этот-то ход рассуждений для меня был вполне привычным. До приезда на Север я работал в очень известном академическом институте на Ленинском проспекте и, конечно, тамошние научники с удовольствием скрашивали перекуры между трудами злобной диссидентской клеветой на Степаниду Власьевну. Я же в таких толковищах, как правило, занимал позицию критического реализма, обьясняя своим высокоученым друзьям, что их мало, они страшно далеки от народа, им даже и будить некого, а и разбудят — так мало не покажется. Пожалеют.