ПЕРЕПИСКА ИЗ ДАВНЕГО ВРЕМЕНИ
Владу из Гусь Буки, как знатоку советской жизни в прошедший период
Идешь по жизни, как по минному полю в сопровождении вологодского конвоя, или еще сказать, по городу Парижу в вечерний час - нет-нет, да и на что-нибудь наткнешься. Не на мину, так на "шоколя", как добрые парижане называют продукты собачьей жизнедеятельности. Это как раз мы с Толей Федоровым часиков в десять вечера шли по Авеню Мэйн на Монпарнасе. Будете смеяться, но в Париже именно есть такая авеню, не хуже, чем в Пеории, штат Иллиной. Идет Толя, о глобализме рассуждает. В ту пору, в апреле девяносто второго, еще не все выговаривали, а мой приятель, страстный русофил, все это дело уже обличал. Я ему сколько раз говорил, что "цивилизацию гамбургеров" хаять можно, нужно и приятно, но не в пользу же цивилизации пирожков с тухлым ливером по пять коп.. Вот, значит, рассусоливает Толик про особый путь, а я ему и говорю:
- Ты, - мол, - друг, американизм обличай, а под ноги все равно посматривай, а то во вторичный продукт наступишь.
- Почему ты так решил?
- По индукции. Ты уже, пока от Гар Монпарнас идем, два раза наступил.
Это, однако, присказка. Сказка дальше будет. Прочитал я только что некую переписку. Понравилось. Но и на моем пути однажды такая корреспонденция попалась - ввек не забудешь.
Дело было на пятом курсе ВУЗа. Тут, конечно, экзамены, дипломная работа, выбор места для дальнейшей жизни. Но нельзя же все время только не разгибаться. Когда и просто за сигареткой лясы поточить. А тут открылось новое место на пятом этаже в левом крыле. Это редакция институтской многотиражки. Газетка у нас, в принципе, уже была, как во многих высшеобразовательных заведениях. Поскольку в московской керосинке такая же именовалась "За кадры нефтяников", то у нас путем перестановки слов образовалось "За нефтяные кадры", что, с учетом слэнга шестидесятых, звучало несколько двусмысленно. Был там какой-то грибок-боровичок за редактора, сроду никто газету не читал и в комнату редакции не заходил. Зачем?
А тут упомянутый гриб ушел на заслуженный отдых и в многотиражке появилась вполне пристойная редакторша лет тридцати, по имени Лиечка. Знаете, в таком стиле времени - Евтушенко, Кристалинская, Аксенов, Римма Казакова. Последняя, между нами говоря, оказывается, жива и даже в прессе выступает. При опросе по поводу последних терактов так и сказала, что при необходимости "готова показать все сумки и не возражает против прослушивания телефонов. Готова даже до пупка раздеться, если понадобится". Эх, Риммочка, боюсь, что уж и не понадобится. Кабы лет сорок, сорок пять назад!