— Иногда нет. Большую часть времени — да. Не знаю, как отреагирую на правду.
Я закрываю глаза и, потирая переносицу, делаю глубокий вдох.
— Это слишком много для тебя? — спрашивает он.
— Нет.
Да.
Но я никогда ему в этом не признаюсь.
Синклэр кладет локти на стол и еще ниже опускает голову. Оказывается, я делаю тоже самое. Эти зеленые глаза, с золотой окаемкой, смотрят прямо в меня. Они завлекают, затягивают, хотя у меня есть все причины держаться подальше. Живот скручивает, ощущаю покалывание во всем теле.
— Расскажи мне что-нибудь, что я не могу вспомнить, — тихо прошу я.
Синклэр смотрит мне прямо в глаза.
— В первый раз, когда мы поцеловались, я ощутил твою душу, и она была абсолютно не такая, как моя: это был свет для моей тьмы, радость для моих переживаний. Тот момент навсегда останется со мной. Ты можешь забыть нашу историю, но я всегда буду ее помнить.
Кажется, мое сердце только что ушло в пятки.
Я чуть сильнее сжимаю Эвелин и задаю вопрос, на который не имею права.
— Синклэр, ты любил меня?
Очень медленно он опускает руки и смотрит на меня так напряженно, так внимательно, что руки у меня начинают дрожать.
— Я любил тебя тогда, люблю и сейчас.
Может быть Уэс прав.
Может, мне не следует ворошить прошлое. Красота начала нашего брака медленно угасла, оставляя отношения с кислым привкусом. И, если это только середина нашей истории, то что же будет в конце?
Я содрогаюсь от одной только мысли.
Время может приглушить боль и затянуть раны, но сейчас они снова раскрылись, и я снова чувствую боль в сердце. Напоминаю себе, что мое сердце не бьется. Просто живет, подпитываясь словами.
Оно все в синяках. Порой мне кажется, что оно вот-вот развалится, но сердце говорит мне:
Мне больно.
Мне больно.
Мне больно.
Не обращая внимания на боль, я знаю, что найду выход. Я слишком далеко продвинулась. Поздно возвращаться назад… верно?
Плач Эвелин нарастает, и я вздрагиваю. Я кладу ее голову себе на плечо и нежно потираю по спинке, пока иду по коридору.
— Все хорошо, — шепчу я, — все хорошо.
Элис недовольно на меня смотрит, но ничего не говорит.
Эвелин продолжает плакать. И что бы я не делала, она не останавливается. Я даже напеваю ей на ушко колыбельную — стопроцентный способ успокоить ее. Не помогает.
Нескончаемый поток вопросов проносится в голове: Разве я не даю ей достаточной любви и внимания? Она болеет?
Кажется, что чем больше я вспоминаю, тем глубже становится этот странный и пугающий разрыв между нами, словно нити, связующие нас сделаны некачественно. Кажется, что расстояние между нами растет. У меня нет ни малейшего понятия, как это остановить.