Ботаник так и не объявился. Надеюсь, сегодня вечером он соизволит ответить на звонок.
Я остановила машину возле железных ворот. Окраина, дома небогатые, даже больше похоже на деревню, чем на город. Ворота были только прикрыты, так что во двор мы зашли беспрепятственно. Справа аккуратно сложены поленья под навесом, слева — погреб, если не ошибаюсь. Я даже не удивилась бы, наверное, если бы здесь разгуливали куры или еще какая живность. Главное, чтобы без «осторожно, злая собака».
Дом был напротив ворот, деревянный, окрашенный синей краской, кое-где облезшей. Возле крыльца на лавке сидела женщина в цветном халате. Она подняла голову, когда раздался лязг железа, и ждала нашего приближения.
На Лешином лице тут же расплылась обаятельная улыбка. Да, она действует на женщин любого возраста. Вот мне счастье-то досталось. Вернее, уже не мне. Я профукала его два месяца назад.
— Здравствуйте, — ласково пропел Леша, когда до женщины оставалось несколько шагов. — Галина Алексеевна?
Она кивнула, но нахмурилась. Да, обаяние здесь не поможет. Мать Елены выглядела неприступной крепостью.
Леша остановился рядом с ней, я — чуть дальше.
— Вы из-за Лены, — не спросила, а утвердительно сказала Галина Алексеевна.
— Да.
— Полиция?
— Да, — снова повторился Леша.
Женщина вздохнула, да так горестно, что мне даже стало ее жаль. Какая бы не была дочь, но все-таки дочь. И пусть отец высказался категорично, но мать всегда ближе к ребенку. Наверное… я в этом не разбираюсь. Могу судить только по своим детско-родительским отношениям.
— Что вам нужно? Она же умерла от аллергии.
Я предоставила Леше первенство в этой беседе, скромно стоя в сторонке. Он выразил соболезнования матери Гройсман, задал несколько вопросов. И из ответов я поняла, что в данный момент ее муж на работе, но это и к лучшему, по ее же словам. Он бы, может, и стал говорить, но не так откровенно. Галина Алексеевна уже несколько лет как на пенсии по инвалидности, и она периодически созванивалась с Еленой. Правда, втайне от мужа.
— Расскажите о Лене, — попросил Леша, присев рядом с женщиной на скамейку.
Галина Алексеевна вздохнула и начала говорить:
— Она с детства была артисткой. Так виртуозно врала, что невозможно было не поверить. Но она хорошая девочка… была. Пока не связалась с плохой компанией. В пятнадцать лет от рук отбилась совсем. Начались пьянки, пару раз ловила ее с сигаретой, но надеялась, что пройдет этот подростковый период и Ленка за ум возьмется. Да только зря…
— Она рожала, — сказала я, когда женщина замолчала.
Галина Алексеевна сморщилась, как будто вот-вот готова была расплакаться, но утвердительно кивнула: