— Молодец он у вас, — согласился Андрей. — Таких, как ты, и в самом деле опасно без присмотра оставлять. Я с ним согласен. Ну раз нельзя, так нельзя. А завтра придешь?
— Не обещаю. Мне готовиться к зачету надо. И в библиотеку ехать. У меня, по правде сказать, столько дел, что голова кругом идет.
— Когда же?
— Не знаю.
— Почему? — Андрей пристально посмотрел ей в глаза и обиженно принялся убирать со стола тарелки с закуской, без прежней осторожности сильно хлопая дверцей холодильника.
Полина молча сделала несколько шагов к двери, обходя стоящее посередине комнаты кресло с брошенным на его спинку полотенцем.
У Андрея екнуло сердце, отчего-то стало страшно грустно и сиротливо. Желая задержать Полину еще хоть на несколько минут, он рванулся за нею следом, зацепил ногой столик, отчего загромыхали, падая и разбиваясь, тарелки, стаканы. Словно оправдывая свою неуклюжесть, Андрей сказал:
— Посуда бьется, говорят, к счастью, — и, взяв Полину за руку, не теряя надежды и не упуская последней возможности, спросил: — Может, останешься?
— Нет. Я же сказала, оставаться мне нельзя сегодня. Неужели вам не понятно? Извините, больше не могу. И так, наверное, уже ищут. — Когда сердилась, она всегда в разговоре переходила на «вы».
Пощелкивая каблучками по паркету, Полина решительно подошла к двери, повернула ручку и не оглядываясь вышла.
Андрей был так расстроен, что потерял интерес ко всему. Заниматься уже ничем не хотелось. С горя он выпил рюмку коньяка, закусил дольками мандарина и вышел в лоджию, чтобы закурить. Вообще-то он не курил, но для гостей всегда держал в запасе пачку хороших сигарет, спрятав ее за чемодан наверху антресолей, чтобы не попадалась лишний раз на глаза, — иногда его тянуло-таки покурить. Теперь, воспользовавшись этой заначкой, он с удовольствием закурил и после первых же затяжек почувствовал, как тупая и терпко-шершавая боль, расплываясь и оседая, ударила сначала в колени, потом вообще в ноги, как зашумело в голове, и его качнуло. Боясь упасть, Андрей плюхнулся в качалку и сидел до тех пор, пока ощущение слабости не прошло.
Однако никаких желаний не было. Странно! А что же делать теперь? Не сидеть же истуканом в этой качалке, хотя и хорошо в ней сидеть. И Андрей подумал, что надо бы чем-то заняться, за делом все проходит быстрее: даже переживания, хотя, конечно, и не сразу. Но в таком состоянии работать вряд ли получится. Между тем есть люди, которые и навеселе пишут будь-будь. Может, почитать? Лучше ничего не придумаешь. Особенно после душа.
Пошатываясь — в ногах еще чувствовалась легкая слабость после курения, — Андрей вошел в комнату, убрал битую посуду, наполнил ванну, разделся и долго лежал в горячей воде, потом обливался холодной, затем снова горячей и чередовал так до тех пор, пока в голове не наступило мягкое и приятное просветление, а вскоре ему захотелось пить. Он вскипятил самовар, выпил чашки три крепко заваренного чаю и почувствовал, что весь вспотел, но зато ему стало гораздо лучше. Появилось желание почитать. Много раз в жизни, когда Андрею бывало трудно, он брал в руки книги и читал их днем и ночью, неделями запоем. И постепенно все его сознание оказывалось заполненным прочитанным, взволновавшим и взбудоражившим его так, что личные неурядицы и невзгоды куда-то отступали, и все плохое, что угнетало, что давило, проходило, словно и не было, и Андрею снова хотелось жить и творить. Но в этот раз чтение не пошло: журнальный текст был напечатан таким мелким шрифтом, что в глазах все сливалось, читать было невозможно, и это выводило Андрея из себя. Он записал автора и название романа, решив прочитать его, когда он выйдет отдельной книгой, и с досадой подумал о том, что в редакции из желания сделать благо авторам, стараясь побольше втиснуть их в один номер, забыли о тех, кому он предназначен, — о читателях. Попробуй прочитай роман, если буквы меньше маковки.