Незаметно следя за взглядом Андрея, Полина, довольная, пояснила:
— Телевизор я на твои купила. А мебель — родители помогли.
— Милая, тебе, наверное, трудно? Да? — Андрей обнял ее и прижал к груди, нежно гладя темные, коротко остриженные волосы.
— Мне трудно без тебя. А материально… Я ведь, сам знаешь, теперь дипломированный специалист. Врач. Зарплаты хватает. И ты помогаешь. И родители. Так что жаловаться на достаток просто грех.
Андрей поцеловал ее в щеку, прошел в прихожую, порылся в своем портфеле и, вернувшись, передал Полине конверт, в который были вложены сэкономленные им деньги — не одну, две шубы можно купить и еще останется.
— Это тебе. То есть вам. Вскроешь, когда я уеду. Но если не терпится, можешь открыть сейчас. — Андрей окинул взглядом стол, накрытый на троих, вновь посмотрел на разрумянившуюся Полину. — Почему же нет так долго Алеши? Может, сходим за ним?
— Не надо. Не переживай. С минуты на минуту должен прийти.
Она села Андрею на колени, обняла за шею и порывисто прижалась, целуя его.
— Как я тебя ждала! Мне деньги так не нужны, как необходим ты. Я так расстроилась, когда получила письмо и узнала, что ты уехал на заработки, куда-то далеко, в такую глушь, которую якобы и представить трудно. Когда мне становилось особенно грустно и сиротливо, я всегда перечитывала его. Так и выучила наизусть.
Андрей улыбнулся, удивленно покачал головой.
— Не веришь? Ну тогда слушай. «Здравствуй, милая Полина! Здравствуй, дорогой мой Алеша. Мне очень хочется увидеть вас, хочется обнять и поцеловать. Еще мне хочется ходить с вами по магазинам, по базару, накупить всего, что понравится, как мы в тот раз делали, а потом выставить все на стол… Однако исполниться этому желанию пока рановато. И сейчас не это главное. Надо купить Алеше форму, учебники и прочее, что требуется первоклашке. А потом, к зиме поближе, — новую шубку. Я уже договорился о ней. Да и тебе, милая, разве мало всего надо? И я думаю, ты не обидишься на меня за это решение уехать к другу, в его „дикую“ бригаду. Хотя никакая она не „дикая“. Она — особая. И я это испытал, как говорится, на собственной шкуре…»
Перебивая сама себя. Полина, прижимаясь губами сначала к одной, затем к другой щеке Андрея, горячо воскликнула:
— А я обиделась! Не все деньгами измеряется. — Она неожиданно умолкла и, чувствуя, что сейчас вспылит, наговорит неприятных вещей, резко поднялась, пояснив: — Мне жарко. Пойду душ приму.
Едва вошла в ванную комнату — тут же заперлась, чего обычно не делала, и, пока лежала в теплой воде, все думала, думала, с болью вспоминая то нелегкое для нее время.