Ее глаза еще больше расширились, и теперь ее дыхание тоже стало прерывистым. Он погладил ее запястья возле пульсирующих точек, чувствуя и слыша, как учащается ее сердцебиение.
— Я не могу дождаться, чтобы попробовать, какая ты на вкус, — сказал он, понизив голос, в то время как его язык провел по нижней губе. — Ты не захочешь, чтобы я останавливался, даже после того, как полностью обессилеешь. Ты будешь думать, что сгораешь в огне; твоя кожа будет гореть. Я высосу из тебя все соки…а потом выпью твою кровь.
— А? — сказала она. Через несколько мгновений ее осенило, и она посмотрела на его губы со вспышкой эротического ожидания.
Почти сразу же румянец окрасил ее щеки от уха до уха. Она встала так быстро, что ее стул перевернулся. Затем она отошла и начала расхаживать по комнате.
Триумф захлестнул его, и это не имело никакого отношения к тому, что он выиграл их пари. Она не покраснела из-за своей обычной чопорности. О, нет. Ее запах, пульс и выражение глаз выдавали ее. Она покраснела, потому что часть ее хотела, чтобы он сделал все, что он сказал…и остальная часть ее только что поняла это.
Скоро, Котенок. Очень, очень скоро.
Но не сейчас. Она не была готова действовать в соответствии со своим влечением. Она едва могла в этом признаться. Поэтому он продолжал урок, как будто они оба не знали о новом напряжении между ними.
Он тихо рассмеялся.
— О, Котенок, ты так хорошо справлялась! Думаю, ты не смогла отказаться от приятной прогулки в лесу. Прекрасная ночь и для этого тоже. Я чувствую приближение бури.
Она бормотала себе под нос, продолжая расхаживать по комнате. Не свои обычные проклятия в его адрес, а скорее адресованные ей самой.
— И ты еще удивляешься, почему я решил, что ты невинна, — продолжал он. — Я встречал монахинь, которые были более неразборчивы в связях. Я знал, что оральный секс, тебя добьет. Я бы поставил на это свою жизнь.
— У тебя нет жизни, ты мертв, — пробормотала она.
Продолжай убеждать себя в этом. Даже ты в это больше не веришь.
— Напротив, если судить по ощущениям и рефлексам, я живее любого человека. Просто несколько усовершенствованный.
— Усовершенствованный? — Она повернулась к нему лицом. — Ты не компьютер, Кости. Ты убийца.
И снова она, казалось, больше всего на свете хотела убедить себя в этом. Он пожалел бы ее за эту внутреннюю борьбу, если бы она не ошибалась в вампирах в принципе, и в нем в частности, и, самое главное, в себе самой.
Поэтому он только облокотился на спинку, наклонив стул так, чтобы он балансировал на двух ножках. Все это время ее взгляд скользил по нему, как будто она ничего не могла с собой поделать. Он тоже не хотел, чтобы она перестала смотреть. Вот почему его рубашки стали гораздо более облегающими. Его новый серый костюм подчеркивал мускулы, хорошо отточенные после работы с безжалостным надзирателем, когда он был человеком. Тогда его худощавое, крепкое тело было клеймом, признаком бедности. Теперь это было модно.