— Нашу вину? — Найрин горько усмехнулась. — Да, естественно, затеяла этот опасный эксперимент Крол, как и было сказано на той плите, — она кивнула головой через плечо туда, где у выхода из башни высился постамент с начертанными на нем буквами, какой-то час назад уничтожившими всю веру, обычаи и традиции анай. — Но и остальные виноваты не меньше. Почему ее муж, царь Неба Альгар, не сделал ничего, чтобы лишить ее власти сразу же, как только он понял ее замысел? Почему ничего не делала знать и простой народ, как всегда глухо молча, сидя в стороне и надеясь, что беда обойдет их стороной, что придет кто-то сильный и спасет их, а им не нужно ничего делать? Почему никто не судит их за их бездействие, равнодушие и глупость, которая в той же мере привела гринальд к уничтожению, как и гордыня самой Крол? — глаза нимфы горели яростью. — Если вы хотите судить, Анкана, то судите всех, честно и справедливо. Вельды виноваты ровно так же, как и мы.
— Закрой рот, поганая отступница!.. — заорал было Лейв, но царевич бросил на него ледяной взгляд и тихо сказал:
— Успокойся, Лейв. Она права.
— Что? — словно не веря своим ушам, выдохнул стоящий рядом с Лейвом Бьерн, сейчас похожий на подраненного медведя.
— Она права, — твердо повторил Тьярд. — Вместо того, чтобы сразу же противопоставить что-то Крол, наши предки молчали. Вместо того, чтобы без устали искать возможность вернуть женщинам крылья, мужчины гринальд махнули на все рукой и ушли прочь, бросив их умирать в разрушенном городе. Вместо того, чтобы сохранить своих женщин в живых и попытаться вылечить их и их потомство, наши предки позволили им умереть от тоски, всем, что остались в Кренене и не ушли с Крол скитаться по равнинам Роура. Больше того. Наши предки возненавидели женщин за это и провозгласили мужское общество, не нуждающееся в них.
— Тьярд… — тихо начал Бьерн.
— Бьерн, — с вызовом взглянул на него царевич, не став дослушивать до конца. — Как зовут твою мать?
Тот в ответ захлопал глазами.
— Я не понимаю, какое это имеет отношение…
— Я задал вопрос, вельд. Как зовут твою мать?
— Илху, Сын Неба, — глухо проворчал Бьерн, опуская голову.
— Она жива?
— Я не знаю, — еще тише ответил он.
— Ты даже не знаешь, — Тьярд горько усмехнулся, а потом оглядел своих людей. — Посмотрите на то, что с вами сделала ваша гордыня и глупость. Прошло две тысячи лет, а вы перенесли ненависть к когда-то загубленным Крол и вами праматерям на женщин-кортов, которые совершенно ничего не сделали вам кроме того, что верят в вас, как в Богов! Вы даже не знаете, живы ли ваши собственные матери! В то время, как многие из них, — необыкновенные, сильные, мудрые и вызывающее глубокое уважение женщины, равные вам, которым место рядом с вами. — Он покачал головой, потом тяжело вздохнул. — Я заблуждался и не видел истины. Я был слепым и жестоким дикарем, таким же, как и вы все. И лишь один вельд во всем Эрнальде изо всех сил всю свою жизнь пытался исправить все то, что мы натворили. Вернуть в наш город любовь и преданность, уважение, единство. Хранитель Памяти все эти годы не жалел себя, не оглядывался по сторонам, а делал свое дело, пытаясь достучаться до тысяч оглохших, казалось бы, навсегда сердец. И сейчас он победил. Мы и анай — один народ, одинаково виновный в нашей общей беде. И исправлять ее нам тоже вместе.