– Что происходит? Я что-то не то сказала? Не пугай меня, – нахмурилась я.
– Ничего, девочка. Теперь всё в порядке, – она с трудом перевела дух и робко улыбнулась. – В какой-то миг я подумала, что ты покинула нас.
– Спасибо, няня. Я отлично знаю, как ты заботишься обо мне. И рада, что ты рядом, – проглотила я своё возмущение и рвущиеся наружу вопросы. Не стоит торопиться.
Этой пышке бесполезно что-либо говорить об уходе за больной. И, насколько я помню из романов и истории, в эти времена, если я не ошибаюсь насчёт своего попадалова в средние века (не в другой же мир я попала?), то к чистоте тела не относились так рьяно. А больному вообще противопоказано было соприкасаться с водой. Тому были причины. Не только невежество и лень, но и возможность застудить человека в каменном мешке, который трудно согреть дровами.
Пухлое тело мгновенно переместилось, женщина обняла меня и заплакала навзрыд.
– Прости свою глупую няню. Я подумала, что ты воскресла из мёртвых, – пахнула она на меня потом здорового дебелого тела и сдобой.
– В каком смысле? – округлила я в притворном ужасе глаза. – Я вроде живая. Не говори глупости. Жуть какая!
«А я быстро подстраиваюсь, – мелькнула мысль. – Жить захочешь – и не так запоешь», – шикнула я на себя.
– Мы с доктором были уверены, что ты умерла… – запнулась она. – Но потом ты проснулась.
– Как долго я болела? – повторила я вопрос, чтобы отвлечь её от моей «смерти».
– Две недели без сознания. Нам запретили тебя вообще трогать, – выдохнула она. – Но я мяла твои руки, ноги, мазала согревающими мазями, чтобы ручки-ночки двигались.
– Спасибо. Ты лучшая.
Я правда была ей благодарна. По-своему эта женщина старалась помочь девушке.
«Теперь понятно, откуда неухоженное тело. Надеюсь, что здесь всё-таки любят чистоту», – подумала я и с удовольствием погрузилась в горячую воду с головой. Вынырнула с помощью пухлых ручек няни. Тяжёлая копна волос намокла и оттягивала голову назад.
– Знаешь, няня… Только тебе я могу довериться, – начала я, давая намылить себе голову.
Та тревожно посмотрела на меня. Я незаметно кивнула на девушек, меняющих постельное бельё, округлив глаза.
– Можете идти, – приказала она.
Свернув грязные простыни, девушки тихо вышли, плотно прикрыв дверь.
– Я почти ничего не помню, – продолжила я. – И никого не помню, кроме тебя. Как будто в темноте брожу. Поможешь мне? Знаешь же, что больше некому, – с мольбой посмотрела я в маленькие, но добрые глаза.
– Как же не знать? Знаю, конечно. Этот отвратительный злыдень выпил всю кровушку из моей бедной девочки. Да и защитить не смог, ирод окаянный, – вдохновенно заголосила няня, энергично начиная тереть меня мочалкой, перекинув через моё плечо на грудь намыленный колтун. Как его расчесать? Может, просто отрезать? Кажется, что это была хорошей идеей, но невыполнимой. Никто мне не позволит их отрезать. Я вздохнула, представив, как мне снимают скальп, расчёсывая это месиво.