– Ну, с Богом! – Отец перевернул пешню вниз рукояткой и быстрыми тычками проломил дно. Куски льда всплыли густо. Котька вылавливал их сачком, а самые большие Осип Иванович поддевал острием пешни и ловко отбрасывал в сторону. Так же выдолбили растяжки крыльев и вдвоём потянули шест. Показался вентерь. Скатываясь к завязанной мотне, в нём живым серебром трепыхались чебаки, сазанчики и прочая мелочь. Котька сбросил варежки, развязал бечеву, и на лёд брызнул искристый дождь. Рыбки подпрыгивали, норовя скакнуть в прорубь, но Осип Иванович унтом отгребал их подальше. Лёд окропился блёстками чешуи.
Отец перекуривал, щурясь на солнце. Дыма в пару от дыхания не было видно. Тихо было на реке. Солнечно и морозно. Где-то гулко, по пушечному, лопался лёд, и гул долго шарахался меж крутых берегов, подбрасывал в воздух ворон, что расхаживали по утрушенной соломой и навозом дороге, и снова наступала тугая тишина безветренного, скованного стужей дня.
Отец продолжал курить, улыбался удаче или молодость вспоминал. И часто так – стоит, улыбается, а его вроде здесь нету. Лицо помолодеет, даже румянцем пробьёт. Почему так бывает с пожилыми людьми, Котька не понимал, посмеивался про себя над их причудинками.
Дребезжащий звук вывел его из задумчивости, но что это, сразу сообразить не смог. Что это значит, первым всё-таки понял отец. Он повернулся лицом к недалёкой лунке, пригнулся, будто скрадывал кого-то. Окурок свисал с фиолетовой губы, подрагивал вместе с нею.
– Ко-о-отька! – Осип Иванович зашоркал унтами по льду, но с места не двигался.
Брошенная поперёк лунки удочка шевелилась, стукалась о края. Кто-то там, в глуби, схватил наживку и пытался утащить. Котька подлетел к лунке. Её даже подёрнуло ледком, наплав нырял в проруби, кидался в стороны, леска так и сяк пилила тонкий ледок, вот-вот перетрётся. Он схватил удочку, потянул. Тяжёлое и живое водило леску, тянуло вниз руку.
– На локоть, на локоть выматывай! – поучал отец, семеня на выручку. – Ленок схватал или таймень, язви его! Тащи-и!
Котька умело, по-рыбацки, поволок рыбину из глубины. Синего отлива, крапленый золотом и чернью показался ленок. Он раздувал жабры, хлопал крепкогубым ртом, бурлил воду багрянопёрым хвостом. Дух захватило у Котьки, когда выдернутый из воды ленок оторвал крючок и шлёпнулся назад в лунку. Котька с плачем грохнулся на колени и, словно выстрелил рукой, заклинил ею ленка в лунке. Отмахнув с другой варежку, поддел рыбину под жабры и, чувствуя под пальцами трепещущую мякоть, отбросил рыбину в сторону.
Только теперь подскользил Осип Иванович, стащил с Котькиной руки мокрую варежку, стал обжимать рукав телогрейки, вымоченной до локтя.