Мияги отрицательно покачала головой.
— Вообще-то вы ничего особенного не сделали. Многие заходили гораздо дальше, — сказала она, будто пытаясь оправдать мой проступок.
Я хотел спросить, что случилось с её коленом (эта рана не давала мне покоя с первой встречи), но промолчал. Попытка проявить участие после того, что я собирался натворить, вызвала бы одно раздражение.
— Почему ты делаешь эту работу? — задал я другой вопрос.
— Если вкратце: потому что вынуждена.
— Расскажи не вкратце.
Мияги в ответ удивлённо уставилась на меня:
— Я думала, вам, кроме Химэно-сан, никто не интересен.
— Тут ты ошибаешься. Вообще-то мне бы даже и в голову не пришло вытворить с тобой что-то подобное, если бы я не испытывал к тебе интереса.
— Правда? Ну спасибо.
— Если не хочешь рассказывать, не надо.
— Ну, скрывать мне, в общем-то, нечего... Я ведь говорила вам, что можно продать не только жизнь, но и время со здоровьем?
Я кивнул.
— Так вот, я продала время. Примерно тридцать лет.
Кстати, а ведь я как раз хотел узнать, что значит «продать время».
— Ясно. Так продать время — это...
— Именно. Большинство наблюдателей — люди, которые так же, как и вы, пришли в тот самый офис и продали своё время. По сути, заодно они распрощались и с безопасностью, и с близкими людьми.
— Значит, раньше ты была обычным человеком?
— Да. Я была таким же человеком, как и вы, Кусуноки-сан.
Почему-то я воображал, что Мияги с рождения такая — хладнокровная, циничная и сдержанная. Но теперь, слушая её рассказ, пришёл к выводу, что без этих качеств было не выжить, с такой-то работой.
— Но ведь ты стареешь, как все люди? Если ты продала тридцать лет, то, когда уйдёшь с этой работы, тебе уже будет за сорок?
— Выходит, что так. При условии, что я доживу, конечно. — И она слабо улыбнулась, понимая иронию сказанного.
Значит, следующую пару десятилетий она проживёт невидимкой.
— Неужели тебе до такой степени были нужны деньги?
— Сегодня вы задаёте много вопросов.
— Если не хочешь отвечать, не надо.
— Просто история неинтересная.
— Да уж поинтереснее, чем причина, заставившая меня продать свою жизнь.
Мияги взглянула на расписание поездов.
— Ну, у нас ещё есть время до отправления первой электрички, — заключила она и начала свой рассказ.
— Мне до сих пор неизвестно, что заставило мою мать продать несколько десятилетий своего времени и купить на них жизнь. Помню, она постоянно на всё жаловалась. Отец ушёл от нас ещё до моего рождения. Мать поминала его недобрым словом при каждом удобном случае, но, подозреваю, в глубине души очень хотела, чтобы он вернулся. Быть может, она пыталась продлить срок своей жизни, чтобы его дождаться. Разумеется, отец бы от этого не стал жить дольше, да и сама мать была для всех невидима, а главное — я ума не приложу, как можно желать возвращения человека, который на прощание избил её так, что на теле остались незаживающие раны.