Хватаю рюкзак и запихиваю футболки, джинсы, пару платьев и кроссовки. Когда рюкзак готов порваться по швам, я оглядываю комнату в поисках телефона. Она ведь не оставит его здесь, так же, как и деньги… Закидываю на спину рюкзак, затягиваю его спереди, чтобы было легче нести и выхожу из комнаты в коридор. Тяжелое дыхание дома в какой-то момент издает скрип половиц, пол, на котором не осталось покрытия, выглядит обшарпанным и ветхим. Очень тихо я подхожу к двери ее комнаты и словно в фильме ужаса с содроганием сердца наблюдаю за тем, как ручка начинает двигаться из стороны в сторону.
Она дома! Она дома! Панический страх пронзает меня насквозь, хочу бежать отсюда, но ноги становятся ватными, и я не могу сдвинуться с места.
– Так-так-так, – хрипло произносит слова моя мать. – Ну и насколько тебе хватило самостоятельности? Выглядишь так, как я и говорила прихожанам, хлебнувшей дерьма сполна. Затасканной своими мужиками, мерзкой и безнравственной оборванкой, залезающей в дом через окна.
Ее худое лицо вытягивается, скулы заостряются, рот перекашивает, показывая несовершенные зубы. Я делаю шаг назад, прижимаю к груди веревки рюкзака.
– Телефон мой верни, – хрипло произношу я, голос осип при виде этой ведьмы.
– А ты его заработала? – повышает мать голос. – В том-то и дело. Ты ничего в этом мире не заслужила. Пока ходила в церковь, я могла еще оправдать твои поступки, а сейчас ты отродье сатаны, лучше бы ты покинула нас.
– Просто отдай мне телефон, я больше не стану здесь появляться. – Она надвигается на меня, как охотник на затравленного зверька.
– Упрощаешь себе жизнь? Эгоистка, все проще, чем нести ответственность. Ты убила его, меня… ты виновата во всем. Каждый проклятый день ты усложняла мне жизнь своим существованием. Ты портила все, что строилось не один год, – не унимается она, припирает меня к углу и четко проговаривает каждое слово мне в лицо.
– Я не делала этого. Именно ты виновата во всем. Боже, – я вскрикиваю, когда она с силой бьет по моему лицу. – Хоть убей, но ты не скинешь с себя эту вину. Он мог быть жив по сей день, если бы ты позволила врачам помочь. Но ты отравлена своей верой, смертельно. – Она снова бьет меня, очки отлетают в сторону. Я все еще позволяю ее ударам сыпаться, пока не чувствую теплую жидкость, стекающую густой струйкой по моим губам.
– Ты сгниешь на улицах, сдохнешь, и я не стану хоронить тебя, как верующего человека. Максимум что тебе светит – выгребная яма, куда тебя скинут как еще одну заблудшую душу. Все отвернулись от тебя, и самое время обратиться в веру! – орет она.