– Я примерно представляю, какие запреты у свидетелей и на что именно, каким образом ты поняла, что надо бежать? – спрашивает Нокс, подходит официант расставляет нашу еду и уходит.
– Уиллоу Чемберс и ее семья стала для меня примером. Леони, мачеха Уиллоу, справляла украдкой мои дни рождения, постоянно прикрывала меня, собирала мои фотографии, сделанные на одной из прогулок. Они показали мне, как можно жить вне башни. Лет в пятнадцать я перестала ходить к свидетелям, не совсем, а просто пропускать иногда. Сбегала из дома к Уиллоу, пыталась найти себя. Позже получала по спине и не раз, за каждый проступок, но каждый день, проведенный вне дома, толкал меня продолжать делать это, несмотря на то, что потом меня ждало возмездие. Когда Уиллоу уехала отсюда, я еще надеялась, что смогу поступить и сбегу из этого адского дома. Но по понятиям свидетелей, мы не имеем право учиться. Большинство людей в церкви получили свое образование до того, как попали, но их очень мало. По их мнению, работе надо отдавать малое количество времени, все остальное «проповедь от двери к двери». Там своя иерархия, чем больше ты привел людей, тем быстрее у тебя появится возможность проповедовать, быть кем-то вроде начальника. Коей является моя мама. У нее такой список людей, которому позавидует пастор, – начинаю есть под его тяжелым взглядом, мужчина злится, ему не приятны такие подробности.
– Меня удивляет, что ты все еще говоришь «Мы», ты считаешь себя свидетельницей? – Он сдержанно накалывает на вилку кусок мяса и начинает пережевывать.
Почему я так говорю? Я даже не думала об этом. Считаю ли я там себя своей? Нет, но у меня не было выбора, его сделали за меня еще в младенчестве. Я помню свой последний день как сейчас, написав заявление на отречение от церкви, я еще долго зализывала раны.
– У тебя в церкви появились друзья? – отодвигает от себя тарелку, как и я.
Замыкаюсь в себе, хмурюсь, очень сложно ответить на этот вопрос. Засовываю руку в карман и прикасаюсь к баночке с таблетками.
– Они все от меня отвернулись. Люди из прихода, друзья, старики… Все, кто меня знал, стали мне чужими. Даже проходя мимо меня, они уже не улыбаются мне приветливо, не здороваются. Я вроде тени, потерянная душа, которую никто не замечает. Мать вынуждена со мной говорить методом битья. Все, что она умеет – это проклинать и применять все, что под ее рукой. Именно поэтому я ушла из дома, чтобы больше не быть щенком для избиения. – Мы с ним подошли к самому сложному, и я никак не могу это сказать.
Нокс внимательно меня слушал, чашка чая в его стакане опустела, задумчивый взгляд остановился на прохожих. Он ждал, когда я сделаю ему больно, но я не хотела этого, ни для кого не хотела.