— Никто не пользовался телефоном?
— Звонил только я, шеф, чтобы сказать жене…
— Ты завтракал?
— Нет еще.
— Где она?
— На кухне.
Мегрэ стремительно вошел в кухню. Алина курила сигарету — перед ней стояла тарелка с яичницей. Как эта женщина сегодня была не похожа на кокетливую Алину, настоящую мадам, которая так следила за своей внешностью!
На ней был только старый голубой халат, тонкий шелк которого прилип к телу. Ее черные волосы не были причесаны, на лице никакой косметики. Она не приняла ванны, и от нее исходил терпкий запах пота.
Уже не первый раз Мегрэ констатировал это. Он знал многих женщин, кокетливых и ухоженных, которые после смерти мужа или любовника так опускались.
Вдруг менялись их вкусы, их поведение. Они начинали одеваться более ярко, говорить вульгарным тоном, употреблять выражения, которые так старались забыть, их природные качества снова всплывали на поверхность.
— Пойдем!
Она достаточно хорошо знала комиссара, чтобы понять: на этот раз дело принимает серьезный оборот. И все-таки она неторопливо поднялась, раздавила сигарету в жирной тарелке, положила пачку в карман халата и подошла к холодильнику.
— Хотите пить?
— Нет.
Она не настаивала, достала для себя бутылку коньяка и стакан в буфете.
— Куда вы меня ведете?
— Пойдем, с коньяком или без него.
Он заставил ее пойти через гостиную и довольно грубо втолкнул в кабинет Пальмари, где инвалидное кресло еще напоминало о старом вожаке.
— Садись или стой, как тебе угодно, — проворчал комиссар, снимая пиджак и нащупывая трубку в кармане.
— Что случилось?
— Случилось то, что все кончено. Пора подводить итоги. Ты это понимаешь, да?
Она села на жесткий диван, скрестив ноги, и дрожащей рукой пыталась зажечь сигарету. по Комиссар присутствовал при своего рода крушении.
Он знал ее уверенной в себе, зачастую высокомерной, часто зло насмехавшейся над ним.
Сейчас она напоминала загнанное животное, ушедшее в себя, испуганное и полное тревоги.
Мегрэ крутился на кресле, вертел его в разные стороны и, в конце концов, принял ту позу, в которой часто видел Пальмари.
— Он прожил здесь три года пленником этого механизма.
Мегрэ говорил как бы сам с собой, его руки нащупывали рычаги управления, которые он поворачивал то вправо, то влево.
— У него оставалась только ты, чтобы общаться с внешним миром.
Она отвернулась, взволнованная тем, что видит человека такой же комплекции, как Манюэль, в его кресле.
А Мегрэ продолжал говорить, не обращая вроде бы на нее внимания.
— Это был мошенник старой школы, мошенник времен наших отцов. А старики были гораздо осторожнее, чем современные мальчики. В частности, они никогда не разрешали женщинам вмешиваться в свои дела, разве что когда пользовались их выручкой. Манюэль уже прошел эту стадию. Ты слушаешь?