— Ты его видел? — спросила Джулия.
— Я всегда его вижу. Сейчас он поблескивает у тебя в волосах. — Он кивнул на ее руку. — И еще немного на манжете.
Джулия вывернула манжет, и оттуда, разумеется, высыпалась мука и сахарная пудра.
— Потрясающе.
— Ты не покажешь мне квартиру? — спросил Сойер.
— Это вполне можно сделать прямо отсюда. — Она по очереди махнула в сторону каждой из дверей. — Спальня, ванная, кухня, гостиная. — Джулия провела его в крошечную гостиную и пригласила садиться. Сама она слишком нервничала, чтобы сидеть. — Этот диванчик подарила мне мама Стеллы. В Балтиморе у меня в хранилище есть свой.
— Ты привезешь его сюда?
— Не знаю.
Он откинулся на спинку, явно делая над собой сознательное усилие, чтобы не развивать дальше эту тему.
— Ты в самом деле поставила Беверли на место сегодня в ресторане?
Джулия против воли рассмеялась:
— Это Стелла тебе рассказала или уже пошли слухи?
— И то и другое. Так что произошло?
— Я высказала ей кое-что из наболевшего. Ну и она мне тоже, по всей видимости.
— Я слышал, ты объявила, что не собираешься продавать ресторан, — сказал он осторожно.
— Что я могу ответить? Для меня это было такой же неожиданностью, как и для тебя.
— А как же твой двухлетний план? — Он поколебался. — Значит, ты остаешься?
Она помолчала.
— Помнишь ту важную вещь, о которой я хотела тебе рассказать? В общем, сейчас мы с тобой поговорим, а потом я уйду, чтобы ты мог обо всем подумать, ладно?
На лице у него появилось настороженное выражение.
— «Уйду» значит «насовсем»?
— «Уйду» значит «пойду немного прогуляюсь». А там видно будет.
— Ладно, — сказал Сойер. — Давай выкладывай.
— Посиди здесь.
Джулия скрылась в спальне и, подойдя к кровати, нашарила под ней старую тетрадку по алгебре, которую хранила там. Она открыла обложку и посмотрела на две фотографии — все, что осталось у нее на память о ее дочери. О дочери Сойера. Она положила снимки в эту тетрадь еще в интернате, и ей просто не приходило в голову, что их можно хранить где-то в другом месте. Тетрадь она оставила на кровати, а фотографии понесла в гостиную. Сердце у нее ходило болезненными толчками, по коже разбегались колючие мурашки.
Сойер подался ей навстречу, и Джулия быстро, чтобы не передумать, протянула ему снимки.
Он взял их и стал смотреть; поначалу на лице у него не отражалось ничего, кроме недоумения, но потом на смену ему пришла настороженность. Он вскинул на нее глаза.
— Она родилась пятого мая, — сказала Джулия. — Шесть фунтов, шесть унций. Точная твоя копия, со мной вообще ничего общего. Светлые волосы, голубые глаза. Ее удочерила семейная пара из Вашингтона.