Тилья из Гронвиля (Ганова) - страница 30

— Ну, что ты, Мальда! — Грон обнял жену. — Обижаешь!

Они вошли в дом и пригласили меня. Так я оказалась на просторной кухне с высоченным потолком, таким же столом и огромным стулом. Выглядело это все удивительно.

— Рассказывай, — обратилась ко мне хозяйка дома, одновременно расставляя тарелки.

— Меня ограбить хотели…

— Сельф хотел ограбить, — уточнил Грон и, пока жена качала головой от возмущения, аккуратно выхватил один пирожок из горы, сложенной в глубокой миске.

— Ограбить?! А что у меня брать-то? — удивилась я, ведь все же спрятала.

Муж с женой повернулись ко мне и начали перечислять, указывая пальцами:

— Серьги!

— Пояс — тонкой гномьей работы.

— А пуговицы?

И только теперь до меня дошло, какая же я глупая!

— Ну, будет плакать, — мягко утешила женщина. — Завтра или послезавтра Грон поедет в Пустель и довезет тебя. А там договорится, чтобы тебя довезли до дома…

Вспомнив, что старик говорил то же самое, я вытянула губы и едва опять не расплакалась.

— Ладно, — вздохнула Мальда, — давайте есть. Мы все голодные. Тея, Кред, Ульф! Идемте есть! — крикнула в окно, и троица любопытных детей сразу же прибежала на кухню.

На большой тарелке моя порция казалась подходящей, но съев лишь половину, я наелась так, что боялась лопнуть. Но не хотела обидеть хозяйку, поэтому впихивала в себя через силу. Готовила Мальда неплохо, и все же с мамиными изысками не сравнить.

Наевшись до отвала, я стала клевать носом.

— Иди, умойся, — Мальда сняла с крючка чан с горячей водой. — А то родители увидят, расплачутся. Лица на тебе нет, подол платья в лохмотья. Эх, — она повернула голову к открытому окну и громко произнесла: — Надеюсь, мои оболтусы поймут, как тяжело без отчего дома и намотают на ус!

— Очень плохо без дома! — поддакнула я и пошла за ней.

Пока я отмывалась и стирала платье, она принесла платье дочери и туфли. Тее всего одиннадцать, а девочка выше меня на полголовы.

Когда в детском платье, с двумя туго заплетенными косами вышла из пристройки, где мылась, Мальда всплеснула руками:

— Дите дитем! И какая академия?! Тейка, — обратилась к дочери, помогавшей поливать огородик, — слышала! Учудишь — поймаю, розгами выпорю!

— Мне восемнадцать, — утончила я тихо и, потупив взгляд, добавила: — Но дома меня тоже, скорее всего, выпорют.

Девочка хихикнула в кулачок, но стоило матери цыкнуть, закусила губу. И все равно поглядывала озорно.

Я порывалась помочь им, а меня почти силком отправили спать в тейкину комнату. Там я спрятала кошель за сундук, стоявший в углу, серьги и пояс положила на его крышку, и полезла на высокую кровать.