Но там их ожидала такая же жуткая картина отгремевшего боя, как и на их позиции обороны. Повсюду лежали погибшие бойцы Красной Армии и трупы фашистов в серой мышиной форме.
Блиндаж, где находился штаб полка, разнесло так, что бревна, представлявшие собой некогда крышу, стояли вертикально веером, как заточенные карандаши в стакане. В центре этого веера стволом вверх разместилась башня от немецкого танка, сорванная невесть какой силой и прилетевшая невесть откуда. Метрах в сорока горели два вражеских танка и один бронетранспортёр. От них дым чёрными столбами уходил высоко в небо. Егор огляделся. Вокруг воцарилась мёртвая тишина в прямом смысле, и только с востока слышались еле уловимые раскаты идущего боя. Туда уходили передовые танковые части противника.
Петренко и Исмагилов не отрываясь смотрели на командира, как бы спрашивая: «А нам-то что делать?»
– Что, что… – сквозь зубы ответил Егор, как бы предугадывая их мысли. – Немцев бить, вот что. Ладно, ребята, здесь нам уже делать нечего. За нас всё сделали. Будем двигаться вон к тому дальнему лесу, а там куда-нибудь да выйдем, одним словом, пойдём на восток, к своим.
Лейтенант вытащил карту местности из своего планшета, но толком так ни в чём и не разобрался. После чего засунул её обратно.
– Ну что стоите? Пошли.
И закинув за спину винтовки, они направились на восток, в сторону дальнего леса.
Не встретив никого на своём пути, троица добралась до леса. Пройдя через него, красноармейцы вышли к деревне. Через центр села проходила широкая утрамбованная дорога, тянущаяся с запада на восток.
Начало смеркаться. Лейтенант Кузьмин решил, что всем сразу не стоит входить в деревню. Некоторое время он обдумывал, кого послать в разведку, затем решил, что пойдёт Исмагилов, так как верзила Петренко привлечёт лишнее внимание, зато маленький Равиль пролезет везде, как мышь.
Через некоторое время Исмагилов вернулся и доложил, что немцев в деревне нет, а в ближайших домах – старики и дети. Затем все трое направились к крайнему дому и вошли в него.
В доме было по-деревенски просто и уютно. На деревянной лавке у окна сидел старый дед и цедил махорку из газетной закрутки. У печи хлопотала миловидная девушка в широком сарафане, явно не со своего плеча. Командир и солдаты, зайдя в дом, сразу закашлялись от едкого махорочного дыма.
– Да разве ж можно так чадить, дедуль? Ладно сам, внучку-то хоть пожалей, – продолжая кашлять, проговорил Егор.
– Кому дедуля, а кому Никифор Ксенофонтович, – невозмутимо прошамкал старик. – Ишь ты, пожалели. Вы бы лучше землю-матушку нашу пожалели, а не драпали от немчуры. Не сегодня-завтра они и до нас доберутся, а вас и след простыл…