— Как умерла твоя мама? — меня спрашивали наши одноклассники.
— Мой отец застрелил ее, — сухо отвечал я.
Некоторые поверили мне и сбежали. Другие называли меня больным на голову, но этот желтоглазый мальчик-Годзилла что-то разглядел тогда во мне и остался. Поверил ли он мне тогда или нет, я никогда не спрашивал, но так или иначе, с годами он не ушел, и я понял, что никто другой в моей жизни не смог бы пробить ту глубокую ноту близости, которую я испытывал к нему.
— Что с тобой происходит? — выпалил он по-русски, не сводя глаз с шального выстрела.
Я тяжело вздохнул и снова поднял пистолет. Прицелился на силуэт. На этот раз я добавил безупречную дыру к остальным в голове мишени.
— Дерьмо все время идет наперекосяк, — рассуждал он. — Почему ты так нервничаешь?
— Нет причин, — сказал я, обернувшись как раз вовремя, чтобы увидеть, как его брови на мгновение взлетели вверх, прежде чем он скрыл свое выражение и молча стал изучать меня.
Именно в такие моменты я ненавидел его больше всего. Мне не нужны были его ум и молчание. Мне нужна была гребаная горилла, которая не понимала бы меня так хорошо.
Дверь снова открылась, но он не отводил от меня взгляд.
Проклиная его про себя, я повернулся и увидел входящую Эйприл. Она переоделась. На ней была белая футболка поло и темно-синие джинсы. Ее волосы были собраны в конский хвост, и я заметил образовывающийся синяк у нее на горле.
И почувствовал толчок обладания. Черт, я это сделал!
Дверь за ней захлопнулась. Она, казалось, не знала, как повести себя дальше.
Алекс на мгновение перевел взгляд на нее, потом снова на меня.
Я постарался сохранять спокойствие.
— Привет, — тихо поздоровалась она, затем повернулась к Алексу, но, похоже, не знала, как обращаться к такому страшному незнакомцу.
Алекс всех до смерти пугал. У него были татуировки на шее и лице. И он был размером с кирпичный сарай. Он без улыбки посмотрел на нее.
На мгновение мне стало ее жалко. Он будет изучать ее, пока не поймет ее роли рядом со мной.
Неловко, Эйприл пыталась избежать его взгляда, глядя на меня.
Я отвернулся, чтобы взять пистолет и произнес:
— Возьми пистолет с той стойки, — приказал я и выстрелил.
Она вздрогнула от оглушительного грохота.
Когда я обернулся, она прижимала руку к груди, я увидел страх в ее глазах, отчего почувствовал раскаяние за свою глупость. Зачем я это сделал? Потому что я не хотел, чтобы Алекс все понял? Потому что она превращала меня в наркомана своим телом? Раньше мне никто не был нужен. Я брал женщин, трахал, а потом отбрасывал в сторону. Все. Я никогда не испытывала такого желания.