Горожане непрерывно звонили друг дружке, телефонные провода гудели, Дженни с окружного коммутатора призналась, что в Элм Хэвене стольких телефонных звонков не было с самого наводнения 1949 года. Все горожане неплохо провели время в телефонных разговорах, при этом поглядывая одним глазком на небо, пока черные тучи все приближались и приближались, нависая над полями со стороны юга и запада.
В отличие от остальных горожан шериф не был так уж твердо уверен в том, что проблемы решены. После обеда он еще раз навестил Майка, чтобы расспросить его о происшествии. Это был уже третий допрос после прошедшей ночи.
– И отец Каванаг разговаривал с твой сестрой?
– Да, сэр. Она сказала мне, что он хочет поговорить со мной… И что это очень важно. – Майку было прекрасно известно, что с Пег шериф уже успел поговорить дважды.
– И отец Каванаг сообщил ей, о чем бы он хотел поговорить с тобой?
– Нет, сэр. Не думаю, сэр. Вам бы лучше спросить у нее.
– Гм-м-м, – пробурчал шериф, глядя в свой блокнот. Майк тоже опустил глаза, и вид этого блокнота живо напомнил ему о Дьюане. – Скажи мне еще раз, о чем конкретно он говорил с тобой.
– Ну, сэр. Я уже говорил, что не очень хорошо понимал его. Он говорил как больной человек. Отдельные слова и фразы имели какой-то смысл, но вместе это никак не вязалось.
– Перескажи мне эти слова, сынок.
Майк задумчиво прикусил губу. Дьюан Макбрайд когда-то рассказал ему, что, как правило, преступников выводят на чистую воду, потому что они слишком много говорят. Как бы чувствуя необходимость замаскировать факты. Невинные люди, объяснил Дьюан, обычно менее словоохотливы. После той беседы Майку пришлось справляться в словаре, чтобы узнать, что такое «словоохотливы».
– Ну, сэр, – медленно проговорил Майк, – помню, что он несколько раз произнес слово «грех». Говорил, что все мы грешны и, следовательно, должны быть наказаны. Но у меня было такое чувство, что он говорил не о нас… А вообще о людях.
Шериф кивнул и чиркнул что-то в блокноте.
– И тогда-то он и начал кричать?
– Да, сэр. Примерно тогда.
– Но твоя сестра говорит, что она слышала оба ваших голоса. Если ты не понимал, о чем говорит священник, то что же ты сам говорил?
Майк подавил желание вытереть пот с верхней губы.
– Наверное, я спросил его, как он себя чувствует. Я хочу сказать, что когда я последний раз видел отца Каванага, он был болен. Это было во вторник, когда меня впустила к нему миссис Маккафферти. Ему тогда было очень плохо.
– И он сказал тебе, что хорошо себя чувствует?
– Нет, сэр. Он как раз начал кричать, что грядет Судный День… Это было его слово, сэр, «грядет».