Она даже не сказала простого «Да».
Вместо этого щеки её раскраснелись ещё больше, и голосом полным возмущения она сказала:
– Чувство, которое вы питаете, независимо от того – разделяется оно человеком, к которому оно обращено, или нет, – свойственно, я полагаю, принимать с благодарностью. Благодарность присуща природе человека, и, если бы я ее испытывала, я бы вам сейчас это выразила. Но я её не испытываю. Я никогда не искала вашего расположения, и оно возникло вопреки моей воле. Мне жаль причинять боль кому бы то ни было. Если я её совершенно нечаянно вызвала, надеюсь, она не окажется продолжительной. Соображения, которые, по вашим словам, так долго мешали вам уступить вашей склонности, без труда помогут вам преодолеть ее после этого объяснения.
Я смотрел на неё в удивлении. Она отказала мне!
Мне и в голову не приходило, что она может просто отказать мне. Ни единый раз, просыпаясь ночами и внушая себе, что союз наш невозможен, я не мог вообразить, что невозможен он ещё и по такой причине.
Все мои страдания только ради того, чтобы быть отвергнутым?
Отвергнуть меня! Продолжателя благороднейшего рода Дарси! Отверегнуть меня как какого–то охотника за приданым или скомпрометированного поклонника. Моё изумление сменилось обидой. Я обиделся до такой степени, что и слова вымолвить не мог, пока не совладал со своими эмоциями.
– И этим исчерпывается ответ, который я имею честь от вас получить? – только и выговорил я. – Мог бы я узнать причину, по которой вы не попытались облечь свой отказ по меньшей мере в учтивую форму? Впрочем, это не имеет значения!
– С таким же правом я могла бы спросить, – ответила она, – о причине, по которой вы объявили, с явным намерением меня оскорбить и унизить, что любите меня вопреки своей воле, своему рассудку и даже всем своим склонностям? Не служит ли это для меня некоторым оправданием, если я и в самом деле была с вами недостаточно любезна? Но у меня были и другие поводы. И вы о них знаете. Если бы даже против вас не восставали все мои чувства, если бы я относилась к вам безразлично или даже была к вам расположена, неужели какие–нибудь соображения могли бы склонить меня принять руку человека, который явился причиной несчастья, быть может непоправимого, моей любимой сестры?
Я почувствовал, что кровь прилилась к моему лицу. Значит, до неё дошли слухи. А я надеялся, что она не узнает и не станет думать плохо обо мне. Но мне нечего было стыдиться. Я действовал в интересах друга.
– У меня есть все основания составить о вас дурное мнение. Ваше злонамеренное и неблагородное вмешательство, которое привело к разрыву между мистером Бингли и моей сестрой, не может быть оправдано никакими мотивами, – сказала она.