Холодно. Пронзительно холодно. Порывы не слишком сильного ветра норовят забраться за воротник, в рукава, пробить брешь в старой заплатанной ткани. Я размеренно дышу в закрывающий нижнюю часть лица шарф, обмотанный и вокруг фуражки. Слух от этого страдает. Зато уши не отморожу. Как холодно сейчас? Где-то минус двадцать с небольшим? Это более чем терпимо.
За моей спиной громада Столпа, отсюда кажущегося просто стеной или даже границей нашего мира. Мне чудится, что Столп наблюдает за мной. И снова в ушах шепот… я уже успел отвыкнуть от него — от неумолчного гласа этого мира. Слышал, что кто-то в попытке избавиться от несмолкающего голоса в голове, пробил себе барабанные перепонки. Но ему это не помогло.
— Не подведи, Федуня! — в пятый раз предупредил Антипий, снимая меховые рукавицы и оставаясь в тонких вязаных перчатках.
— Сделаю, как надо — со спокойной и несколько безразличной уверенностью ответил сутулый старик в длинной болоньевой куртке с капюшоном. Под курткой несколько свитеров и кофт, раздувших его фигуру. На голове ушанка, поверх повязан платок, вокруг шеи толстый серый шарф. Из-под куртки торчат ватные штаны и сапоги. Федуню одевали всем Холлом и теплой одежды не пожалели. И стал он похож на одного из отступающего из суровой снежной России вражеского солдата. Как впрочем и я — чего только стоит повязанный вокруг фуражки шарф…
— Мне ничего не скажешь? — после короткой паузы, осведомился я, тщательно пряча легкую нервозность.
Вернувшегося к работе охотника мой спокойный тон не обманул. Блеснули глаза из-под козырька обшитой мехом бейсболки, внимательно оценили меня, успокоенно мигнули:
— Не побежишь. Это видно. Сдохнешь, но не побежишь. Знаю таких как ты. На охоте чаще всего погибают.
— Вот спасибо — усмехнулся я и покрепче сжал в руках роговую рогатину.
Оружие удивительное. Сделанное талантливо. Несколько длинных толстых костей умело соединены воедино с помощью толстой проволоки. Древко чрезмерно длинное — три метра! И сразу становится ясно, почему на это дело требуются люди сильные и выносливые — рогатина весит немало. Ее и на плече-то сюда тащить тяжело было. А орудовать ею, втыкать, удерживать, тащить на себя и толкать… это не каждому по силам.
Еще раз поблагодарил себя за усердные занятия с гирей и чуть тоскливо глянул в окружающую нас густую снежную муть. Где-то там, километрах в шести от входа в Бункер лежит на склоне холма мой разбитый крест… там остались кое-какие вещи, лежит где-то в углу гиря, торчат замерзшие яблоневые ростки — хотя три штуки, несколько поломанные от поспешного впихивания в мешок, я все же сумел притащить с собой. Теперь они растут в нашей с Шерифом комнате. И за здоровье ростков переживать не приходится — вокруг суетятся многочисленные посетители и каждый норовит позаботиться о саженцах… которые, как мне показались, в тепле Бункера начали быстро чахнуть. Может повредил при переноске? Опять же на холоде были долгое время… подмерзли…