– Смейся, дядя, – Людовик, замерший в первых рядах, равнодушно пожал плечами, – Я так редко слышал твой смех, что мне даже любопытно, как он звучит.
– Ха. Ха. Ха, – размеренно выговорил мастер и, ухмыльнувшись, окинул племянника долгим взглядом, – А ты неплохо постарался, мой мальчик. Привел сюда этих ребят, привел их прямо в мои руки, чтобы…
– Не надо лжи, – Луи, моментально уловивший попытку мастера записать его в свои сообщники, и каким-то шестым чувством осознавший, что друзьям его эта попытка приятна мало, сдвинул брови, выставляя пред собой открытую ладонь в останавливающем жесте, – Я пришел сюда вместе с ними, со своими родными и со своими друзьями, пришел, чтобы одолеть тебя, и не надо пытаться настроить их против меня. Кому, как не тебе, должно быть известно, что я больше не на твоей стороне, что я…
– Предатель, – перебил его Альберт и, тонко улыбнувшись, задумчиво кивнул, – Да, мой мальчик, я усвоил это в тот момент, когда ты вонзил кинжал своего отца мне в грудь. Должен признать, сердце до сих пор болит… – он демонстративно охнул и прижал ладонь к левой стороне груди, правда, немного ниже сердечной мышцы. Судя по всему, болело у мага явно не сердце.
– Если бы у тебя было, чему болеть… – Эрик негромко вздохнул и, покосившись на младшего брата, слегка покачал головой, – Тебе не удастся настроить нас против Людовика, дядя, ибо поступки говорят яснее слов. И то, что делал ты… и что делал он… – молодой человек покачал головой снова и, набрав побольше воздуха, продолжил, – Но мне бы не хотелось убивать тебя, здесь ты не прав. Я надеялся на твое благоразумие…
– Благоразумие? – маг удивленно приподнял левую бровь и, пытаясь сдержать так и расплывающуюся по губам улыбку, закусил губу, – В чем же я должен проявить благоразумие, мой дорогой племянник? Внять голосу разума, уступить большинству, сдаться, сложить оружие… Позволить вам лишить меня моей мечты, моей жизни, о которой я столько грезил, лишить меня всего? Неужели ты полагаешь это действительным благоразумием, Эрик? – он мимолетно поморщился и, зачем-то покосившись на клетку с Ричардом, равнодушно пожал плечами, – Клянусь, я считал тебя умнее.
– Клянусь, я считал тебя благороднее, – Роман, как обычно не желающий допускать оскорблений в адрес своих родных, хмурясь, уверенно шагнул вперед, протискиваясь между братьями, – Хотя нет, вру, в твоем благородстве я уже давно разуверился, дядя. Это же мы были так наивны, что все время полагали тебя родственником, и даже сейчас… Ах, да что говорить! Зачем ты опять тянешь время?