И Лопатин, услышав горький вздох этого ядовитого человека, вспомнил свои собственные споры с редактором из-за статьи про Одоев...
- Чего же вы хотите в конце концов? - озадаченно спросил Туликов.
- Я хочу очень п-простой вещи: чтобы вы думали немножко б-болыне, чем этот стул или стол. - При этих словах Гурский спова постучал карандашом по столу.
- Ладно, мне наплевать на все эти ваши шуточки, черт с вами. Ответьте мне прямо на вопрос - почему, например, вы не уехали?
- Н-не знаю, - пожал плечами Гурский. - Во-первых, мне редактор сказал как-то очень неопределенно: "Может быть, вы тоже п-поедете в К-казань?" а я не люблю, когда мне говорят "м-может быть". Во-вторых, тут я с вами согласен, я т-тоже не верил, что немцы возьмут Москву...
- Вот видите, а другие не верили и бежали. Об этом и речь!
- А я, между п-прочим, не знаю, п-почему я не верил, - сказал Гурский. - П-просто так, не верил, и все! Хотя шестнадцатого октября в это вполне можно было п-поверить. И я не осуждаю людей, которые п-поверили в это...
- Напрасно, - сказал Туликов. - Кто не верил в то, что мы не сдадим Москвы, тот не верил в победу.
- П-простите, но это не одно и то же.
- А вы допускаете, что мы бы отдали Москву и все-таки победили?
- Вп-полне. И могу даже п-привести вам на п-память соответствующую цитату из от-течественной лит-тературы...
- Только без исторических аналогий, - лежа на кровати, впервые вмешался в разговор Лопатин, знавший, что Гурский, историк по образованию, любит блеснуть своей эрудицией.
- Хорошо, хенде хох! - кротко улыбнулся Гурский и высоко поднял обе руки.
- Эх, до чего же вы все умные, - оглядываясь кругом, сказал Туликов. Хотя с ним не спорил никто, кроме Гурского, он понял,
что сочувствие не на его стороне. - А я вот до гробовой доски не прощу тем, кто бежал в октябре. Не прощу, и все тут!
Гурский молча пожал плечами.
- Какая чепуха, - сказал Лопатин. - Не забуду! Не прощу!
По нашей русской отходчивости и забудем, и простим даже и тому, кому прощать не надо бы!
В комнату вошел редакционный шофер с вещевым мешком в руках.
- Куда поставить, товарищ батальонный комиссар? - обратился он к Тихомирнову и сказал, что паек получен полностью, за исключением подболточной муки.
Гурский, как всегда, был прав - Тихомирнов посылал машину за пайком. Через пять минут Лопатин, покряхтывая, поднялся, простился с товарищами, оделся и вышел к машине.
- Слушай, д-дружок, - тихо и серьезно сказал ему Гурский, в накинутом на плечи полушубке вышедший проводить его к машине. - Не обижайся, что я вместо тебя п-приехал. Я, п-правда, сюда еще раньше п-просился, но тогда он отказал. А сегодня вдруг сам вызвал: п-поезжайте заменить! По моим сведениям, у него вч-чера ночью целый час сидела т-твоя жена и закапала ему слезами все сукно на столе. П-по-моему, у тебя там, в семье, дело совсем д-дрянь, поэтому он и п-перенграл: меня сюда, а тебя - вместо меня. И даже велел п-передать, что ты можешь сегодня ночью, не являясь в редакцию, ехать п-прямо домой, к жене. А к нему - только завтра. Это было так неп-похоже на него, что я даже взд-дрогнул! Ты извини, что я каркаю, но я не хотел, чтобы ты являлся к ней домой в состоянии всеобщего и п-полного разоружения. Извини, но я в дружбе человек т-тяжелый...