Проценко подробно и точно, как обычно он это делал, объяснил задачу, ведя карандашом по аккуратно сложенной чистенькой карте, и потом, отпустив командиров двух полков, которым в эту ночь предстояло только занимать позиции, обратился к Бабченко:
- Понимаешь, Филипп Филиппович, что ты сделать должен?
- Сделаем,- сказал Бабченко.
В каждый батальон я тебе дам присланных из армии командиров, знающих город и обстановку. Товарищи командиры! - повернулся Проценко.
Из темноты вышли трое командиров: два старших лейтенанта и капитан.
- Будете в распоряжении подполковника. Обстановка трудная,- глядя в упор на Бабченко, сказал Проценко.- Очень трудная... Бой ночной в незнакомом городе. Здесь шаблонов не может быть. Чем больше будет драться народу, тем больше путаницы и потерь. Неожиданностью и решимостью, а не числом. Вы понимаете, товарищ Бабченко? - сказал Проценко строго, словно предупреждая этими словами возможные решения Бабченко, которые он предвидел и не одобрял.- Сегодня ночью будете воевать одним батальоном, а два должны быть у вас готовы к рассвету для поддержки и отражения контратак. Атаковать поручите Сабурову.
Оставив Бабченко и обратившись к Сабурову, Проценко продолжал:
- А вы тоже должны помнить - ночью не числом, а неожиданностью, как в Воронеже... Помните Воронеж?
- Так точно.
- Хорошо помните?
- Так точно.
- Ну, тогда все. Держитесь, как в Воронеже, и еще лучше. Вот и все, вся мудрость...
Проценко повернулся к человеку, стоявшему позади и молча слушавшему разговор. Теперь Сабуров разглядел его. Он был одет в черное кожаное, блестевшее от дождя пальто с полевыми генеральскими петлицами. Очевидно, он дал Проценко все указания еще раньше и теперь только слушал.
- У вас приказаний не будет, товарищ генерал? - спросил Проценко.Разрешите отпустить командиров?
- Сейчас,- сказал генерал и подошел ближе к свету.
Теперь Сабуров мог разглядеть его. Он был среднего роста, с тяжелой львиной головой, смотревшими исподлобья тяжелыми глазами, с тяжелым подбородком и с общим выражением какого-то особенного упорства во всем - в глазах, в наклоненной голове, в стремительно подавшейся вперед фигуре. Казалось, что он сейчас скажет слова непременно угрюмые и резкие, но голос, каким он заговорил, был неожиданно ясным, спокойным.
- В уличных боях участвовали? - спросил он Сабурова.
- Так точно.
- Саперов вперед, автоматчиков вперед, лучших стрелков вперед. Поняли?
- Понял.
- И сами вперед. В этих случаях у нас, в Сталинграде, так принято.
- И у нас в дивизии тоже так принято,- сказал Сабуров с неожиданной для себя резкостью.