И Косачев сейчас, стоя с Афоней и Александром и слушая Афоню, вспомнил об этом разговоре и опять стал думать над ним; поселок между тем успокаивался; как всегда, по ночам становилось прохладнее; у склада брехали собаки, оттуда порой доносился неприятный, раздраженный визг.
Обиженный невниманием к себе Александра и Косачева, Афоня, не показывая этого, весело сказал:
— Конечно, разве к старшим теперь будут прислушиваться?
— А ты уже в старики записался? — спросил Александр.
— Постарше тебя, побольше видел белого света.
— Ладно, не злись.
Мимо молча и быстро прошли Головин с парторгом и Кузнецовым, за ними показался Васильев и, увидев Александра, спросил:
— Пойдем?
По пути закурили и некоторое время шли молча; Александр слегка подволакивал ногу.
— Дождя бы надо, даже комары передохли, вроде и непривычно.
Александр улыбнулся, затер ногой недокуренную папиросу.
— А ты выступил правильно, — сказал Васильев. — Этот наш Почкин, я тебе скажу, любопытный деятель.
— Да что я выступил… Такой вопрос одним выступлением не решишь.
— Все же… И Анищенко разошелся, молодцы!
— У него другое дело, умный парень, да ведь что мы все против Почкина. Почему же он Головина-то нисколько не боится, а, Павлыч? Я как-то не задумывался раньше, тайга и тайга. Но Почкин-то… вот никто не ожидал от него.
— Тут ясно. В опыте ему не откажешь, да мы и не знаем, как там у Головина в верхах дела. Может, Почкин что-нибудь такое унюхал и пошел в открытую.
— Как сказать… Не похоже на него, он ведь сроду ни с кем не ссорился. Спокойной ночи, Павлыч, — заторопился Александр, взглянув на часы. — До свидания, ребята, мне сюда, дело одно есть.
— Опять? — спросил Васильев, подумав о Галинке.
Александр, сразу же поняв, поднял глаза к небу, где были частые и острые звезды, ему не хотелось отвечать, и он тронул ногой светящийся гнилой пень рядом, несколько гнилушек отскочили, рассыпав по земле голубоватый, таинственный свет, и он вспомнил что-то из школьных времен, что-то о фосфоре.
— Нет, Павлыч, — сказал он тихо, — с тем кончено. Ты меня прости, пойду. У меня дело одно есть. Понимаешь, ребята ждут, мы там хотели…
— Ладно, ладно, не ври, — недовольно оборвал Васильев, — только ты, смотри, посерьезней будь. Это тебе не Галинка, я тогда тебе первым руки не подам.
— Почему же это ты мне руки не подашь? — спросил Александр, засмеялся и пошел, думая о словах Васильева и сердясь на него. Может, это и нехорошо, что у него так получилось с Галинкой, но в конце концов, что каждому в это дело соваться? Его сейчас больше занимало другое — придет Ирина или обманет, ему почему-то казалось, что она не придет, и где-то, не сознаваясь, он даже хотел, чтобы она не пришла, он боялся этой встречи.