— блистая доспехами, бряцая оружием, являются они у ворот поселений, под стенами городов с обещанием надежной защиты под сенью крепкого государства;
— с кредитными пергаментами, сургучными печатями, с пачками ассигнаций и столбиками монет возникают они на пороге жилищ, в слепящем блеске золота и посул безбедной счастливой жизни;
— в сиянии драгоценных риз, в дымке дурманящих курений, в тумане непререкаемых возвышенно-мудрых слов нисходят они с горних замков с обетами и заветами вечного бытия.
Являются, возникают, нисходят — и тут же прячутся, отгораживаются сомкнутыми щитами наемников, бронированными стеклами банковских касс, амвонами и алтарями священнослужителей. Здесь — избранные, там — все остальные. Здесь — порядок, там — хаос. Здесь — мудрость, там — невежество. Государство, религия, капитал — анархия, безбожие, нищета. Закон, мораль, благополучие — преступность, распущенность, лишения. Вся история человечества под спудом этих дихотомий.
— Зачем лукавите, Мень Всеславович? — спросил Герман между вином и мясом. — Сами же пользуетесь. Пусть Вы над системой, созданной нами, но при этом без каких-либо зазрений совести признаете удобными все системные универсалии.
— В вашем государстве нет человека, — ответил Мень с грустью, но без злобы. — Ваш капитал — насмешка над всеобщим благоденствием. В религии вашей не сыскать бога.
— В нашей, Мень Всеславович, — поправил Герман. — В нашей религии. Прихожане наших храмов не чужие Вам, о единый и вездесущий! Это люди того самого мира, что испокон находится в зоне Вашей ответственности. Так будьте же благодарны. Признайте нашу помощь. Ту, которую и так уже давно принимаете.
— Пользуемся тем, что имеем, — пожал плечами Мень.
— А имеете Вы, Мень Всеславович, — Герман свершил вилкой указующий жест, — шесть белых жемчужин на тарелке, три из которых уже съедены, их раковины пусты, и ополовиненную бутылочку Шабли категории Гран Крю. Так что Вы там говорили об ущербности наших экономических теорий?
— Не юродствуйте, — поморщился Мень. — Вам не идет. Да и не стоит фамильярничать с силами, что находятся вне вашей, так сказать, юрисдикции.
— Вот я и спрашиваю, — обрадовался Герман, — такая могущественная персона вот уже который день на цыпочках ходит пред светлыми очами субтильной девчонки, и все ради сомнительных преимуществ, которые подарит нашему миру — прошу заметить: нашему с Вами, Мень Всеславович, миру — новое философское учение?
— Можете не верить, — устало вздохнул Мень. — Но не говорите, что не понимаете, какую силу могут иметь безобидные, на первый взгляд, философские учения. При верной подаче, разумеется. В правильно выбранное время, в толково подобранном месте, предложенные для соответствующим образом подготовленной аудитории.