— Вы неправы, Понт Эвксеевич.
— Как ты меня назвал? — Комаров сощурился.
Вот так случай попал в газеты — под заголовком "СКАНДАЛ В ШКОЛЕ — УЧИТЕЛЬ ДАЛ ПО ГОЛОВЕ УЧЕНИКУ". Ученик-то оказался непростой.
— Да, — сказал Паша, — Темная история. Такие волосы мне ни к чему.
— Вы не знаете еще половины того, что знаю я, — произнес Ноликов весомо.
— Мне хватит и того, что я услышал. Спасибо. Скажите, а у вас тут в городе нужны контролёры?
Покуда напарник приводил в себя Пашу, спрашивающего про хрен, подошел троллейбус и Валя заскочила в него. Доехала до Баггавутовской. Остановка!
Сразу когда троллейбус скрылся, стало тихо. Перекресток, вот так зебра, по одну сторону парк и потом низкие дома, по другую один долгий, на много подъездов. И в нем на первом этаже — мебельный магазин. Приходишь туда и видишь красивый табурет. Садишься и видом своим показываешь — нравится. Возникает человек в рабочем халате, в руках отвертка. Спрашивает:
— Ну как, удобно?
— Очень!
— Это я сделал. Мебельных дел мастер, Нефёдкин! Хотите купить?
— А что, пожалуй! Сколько?
— Как для вас… Сколько у вас есть в кошельке?
— Дырка от бублика.
— Маловато. Дайте-ка я вам лучше расскажу про этот табурет. Думаете, всё так просто? Нет. Это боевой табурет. Им можно драться. Дубовое седалище остановит не то что нож, но и топор. В вас бросают топор! Что делать? Выставляете перед собой табурет!
Долго ли, коротко ли, добралась Валя к дому с зубной клиникой на первом этаже. А в подвале была фотомастерская Липовицкого. Липовицкий был открыт по четным дням месяца. Будто уравновешивая его, в сапожной будке напротив, по нечетным дням работал сапожник Вахралмеев. Полная противоположность маэстро. Липовицкий Дионисий Лазаревич — лысый, усов не носит, говорит едва слышно, жесты имеет тонкие. Вахралмеев нарочито бородат, космат, не говорит, а прямо кричит!
Липовицкий объяснял график своей работы тем, что сапожник, тачая, подковывая и латая обувь, устраивает невыносимый шум. Дионисий Лазаревич жаловался также, что Вахралмеев развел у себя порнографию — намек на календари с голыми девицами, коими сапожник оклеил свою будку изнутри. Вахралмеев же доверительно рассказывал гостям, что фотограф сам снимает порнографию, поскольку ближе к ночи в подвал заходит некая женщина, блондинка, а когда покидает студию — неизвестно. К слову сказать, Дионисий Лазаревич здесь же и жил — в подвале у него была комнатка отдельно от ателье.
Сегодня он работал. Счастье. Валя стояла в сыром, теплом предбаннике студии — тут стол, тут выдаются фотографии и пленки. А сама студия — за дверью. Там аппаратура и ширма. Липовицкий сидит за столом, отрывается от заполнения бумаг, берет у Вали фотоаппарат, а она рассказывает, что случилось.