— Может быть, — смеюсь я. — У меня ещё один вопрос. Где Мартин?
— У него командировка, скоро вернётся, — говорит он и открывает дверь.
Знакомый парень стоит в пороге, переводя взгляд с Фрэнка на меня. В руках у него очередной букет, чему я улыбаюсь, а Фрэнк посмеивается.
— Мисс Блин, — сообщает Фрэнк, становясь моим начальником, — кажется, кто-то не теряет надежд. Скоро у нас будет цветочный отдел, задумайтесь над данной колонкой.
— Хорошо, — киваю я.
Успев подмигнуть мне, он удаляется, а я поднимаюсь с кресла и ставлю подпись напротив собственного имени и фамилии, получая новый букет из ромашек. С таким темпом, этот парень станет мне родным, потому что на сегодняшний день я вижусь с ним больше, чем с родителями и друзьями. Закрываю дверь, оставляя за стеной любопытные взгляды, которые ловят подобный подарок не первый день. Рассматриваю букет со всех сторон и вдыхаю божественный аромат цветов. Подхожу к столу и кладу его на поверхность, улавливая взглядом небольшой квадратик, выпавший из букета. Непонятно почему, но ноги дрожат, как и руки. Я не знаю, что там написано, но видя то сообщение от Тома, я пытаюсь остановить себя в желании броситься к нему на шею, простив всё на свете. Наверно, не оставшись во мне капля гордости и самоуважения, я бы сделала это ещё тогда на первом матче, куда меня привезли Лизи и Джаред. Я не могу понять собственные чувства, которые одновременно твердят простить и бежать без оглядки. Смотря со стороны, могу сказать, что сейчас топчусь на месте, со слезами оглядываясь туда, где была влюблена и счастлива, и при этом поглядывая в неизвестное будущее.
Я никогда не думала, что останусь одна. Я всегда знала, что он будет рядом, что никуда не денется, как и я от него. Оказывается, всё может измениться по щелчку пальцев. Глупо винить одного. Виноваты всегда двое. Где-то ошибалась я, где-то он. Оба хороши. Сейчас, я знаю, что заснув одна — проснусь в одиночестве. Как бы хотелось или не хотелось, образ Тома врывается в память и ложится на соседнюю подушку. С замиранием сердца, я всегда поворачиваю голову — вижу там пустоту и темноту, от которой становится одиноко и не по себе. Спустя несколько месяцев, я не могу привыкнуть к подобному повороту судьбы на сто восемьдесят градусов. Восемь лет быть с одним человеком, прожить с ним несколько лет вдвоём под одной крышей и вмиг потерять своё защитное крыло, щит, опору — подобно удару под дых. Когда из тебя разом выбивают всякие чувства, органы и желание.
Выпадаю из реальности под музыку, не торопливо подыскивая материал для будущей статьи и ожидая подтверждение от Фрэнка за ту, что была отправлена ему вчера. Всё то, что я делала раньше — кажется таким далёким, чуждым и вовсе не моим. Не знаю почему, но именно из-за подобного исхода, хочется поменять себя полностью: перестроить, переделать, изменить. Начиная внешностью, заканчивая внутренним миром, хочется показать то, что ты станешь только лучше, что ничто не сломит тебя, даже если ты умираешь изнутри — на лице всегда будет присутствовать маска улыбки. И сейчас я понимаю Лизи, которая носила эту маску: танцевала, шутила и улыбалась. Но лишь я знаю и только я слышала, как она всхлипывала ночами в своей комнате. Я слышала это ни один раз, но ничем не могла помочь так же, как и она сейчас мне. Словами рану не зашить. Было больно, я чувствовала, как ломается и рушится самый близкий человек на свете, но я оставалось безоружной, могла лишь свернуть шею Джареда, и одновременно не могла, ведь он страдал не меньше, разве только не скрывая эмоций, ломая и круша всё, что попадалось на глаза. Да и она бы меня не простила. Живя сейчас в соседних комнатах, она бы слышала то же самое. Отчаянье написано на моём лице, но я переняла ту маску, которой пользовалась она, как минимум перед ними или Томом. Это бессмысленно занятие, ведь именно они знают меня как никто другой, но я всё равно занимаюсь подобной глупостью. Кому-то легче высказываться, выплакивать всю боль у кого-то на плече, мне же легче быть одной. Знать, что никто не видит моих слёз.