На нём можно ставить крест, он превратился в одни кости, которые будут вечно греметь в чудовищных механизмах машин, ему не остаётся ничего, кроме как ждать своей очереди на войне, где наступающие танки измельчат эти кости до консистенции удобрения, или они достанутся мине, или тротил разнесёт эти жалкие косточки в щепки.
Взрослому уже ничем не поможешь… Никакой революцией!... слова… слова… и больше ничего… Дети – наше единственное спасение. Школа. Но отправляться следует не от точных наук, не от гражданского кодекса, не от безучастной морали, но от Изящных Искусств, энтузиазма, эмоций, от живого дара творения, от обаяния собственной расы, от всех тех прекрасных вещей, которые мы отвергаем, которые мы травим, которые мы подавляем, которые мы растаптываем. Чего хочет это общество? кроме молока в местной лавке, караваев, холодильника?
Члены общества, способные понимать друг друга, восприимчивые, открытые друг другу, не угрюмые дикари… которые видят смысл в том, чтобы собраться всем в месте, добровольно, не затем, чтобы самодовольно поразглагольствовать о своих ебенях, своих 35 лошадях, “кваквакваква”, своих изящных тележках и прочих смердящих провинцией прелестях, но поговорить о вещах, которые не покупаются, которые делаются сами собой от внезапного прилива вдохновения, хорошего настроения, жизненных сил, энтузиазма, как по волшебству, от безграничной радости…
Никакое прочное общество немыслимо без непрестанного творения, без художественного самовыражения, всех и каждого, особенно сейчас, в наше время, когда нас окружают одни механизмы, агрессивные и омерзительные.
*
Неужели быть художником – это нечто сложное, исключительное, сверхъестественное? Всё как раз наоборот! Сложно, противоестественно и странно им не быть!
Нашим учителям, вооружённым школьной программой, требуется долгое и чудовищное усилие, чтобы убить в ребёнке художника. Это не происходит само собой. Наши школы только этим и заняты, это места, где подвергают пыткам кристально чистую невинность и весёлую непосредственность, душат птиц и изготавливают скорбь, которая уже сочится изо всех щелей, как незамысловатая социальная пропитка, которая проникает повсюду, хватает за горло и уничтожает на корню всю радость жизни.
Каждый человек, сердце которого ещё бьётся, слышит свою песню, свою маленькую личную мелодию, свой чарующий ритм в глубине своих 36°8, в противном случае – он труп. Природа в свою очередь тоже тиранична, она принуждает нас есть, добывать себе жратву целыми телегами, тоннами, и уж конечно она может вложить какую-нибудь изюминку в этот чёртов каркас. Эта роскошь оплачена.