– Жень, – мысли в денискиной голове, наконец, перестали разлетаться и кружиться – и его охватила тяжёлая тоска. – Женька… Ты, значит, всё…
– Ну, – Женя натягивала на себя рваную футболку через голову. – У меня теперь, наверное, за восемьдесят. Мне Нелька написала: от этого… ну, что мы делали… оно на десять пунктов подскакивает
– Так ты это, чтобы нагнать давления побольше? – голос мальчика задрожал от обиды. – Скорее взрослой стать и в Америку удрапать?!
– Нет, ну что ты, – Женька наклонилась над ним, взлохматила волосы, поцеловала в нос. – Просто ты самый лучший. Я тебе очень люблю, Дениэл. Я тебя буду очень часто вспоминать.
– Я тебя очень люблю, Джейн, – он впервые за всё знакомство назвал её настоящим взрослым именем. – Если я всё-таки приеду. Надо будет как-нибудь повидаться.
– Не приедешь, – Женя сказала это спокойно, без надрыва, но у Дениса защемило сердце. – Не нужно тебе туда. И давления у тебя такого никогда не будет, чтобы при конкуренци выжить. Ты советский. Лучше наукой занимайся. Или учи. Ты хороший, тебя дети любить будут. Или книжки пиши. Я буду читать, правда. И детям давать. И говорить: а вот этот дядя, который написал такую хорошую книжку, меня очень любил… И я его тоже.
Она легко поднялась с мятых колосьев. Привычным жестом поправила волосы.
Ден завозился на земле, пытаясь встать.
– Не провожай, – бросила она в его сторону.
– Завтра субботник, – удивительно некстати вспомнил Денис. – Я и так уж два раза пропустил. То есть… извини, пожалуйста, я чушь какую-то несу. Конечно, завтра увидимся. Ты придёшь?
Женька не ответила. Ещё раз оглядела себя, энергично отряхнула мусор с коленок, потрепала ладошкой мятую джинсовку на попе. Слегка пританцовывая, пошла к станции.
Издалека доносился упругий гул: к технической остановке 34-28 с севера приближался состав.
Прищурившись, Денис смотрел, как маленькая фигурка взлетает на платформу, бежит по стеклянному мостику к зелёным лавочкам. Потом взвизгнула струна и Женьку заслонили разноцветные бока вагончиков, – а когда они умчались, её не стало.