Сколько я спал? Трудно сказать. Проснулся от палящего солнца, жары и жажды. Плащ валялся чуть дальше, припорошенный песком. Встав, первым делом отряхнулся, вездесущие песчинки уже изрядно раздражали, казалось, они уже абсолютно везде. Во фляге оставалось еще немного воды, и я с жадностью впился в нее, поглощая столь ценную влагу в этих краях.
«Нужно двигаться» – решил про себя и перевел взгляд на лошадь. Выглядело животное плохо: нездоровый взгляд, чуть приоткрытая пасть и слезящиеся глаза. Заставить животину встать было не так-то просто, но и бросать ее здесь под палящим солнцем я не мог. Напоив верную лошадь остатками воды, медленно двинулся в путь. Ехать сейчас на ней было смысла, она сама еле передвигала ноги, как, впрочем, и я сам.
Длинный и изматывающий путь под безжалостным дневным светилом по раскаленному песку, без воды и с жалкими крохами еды. Путь в никуда. Этот день тянулся, кажется, целую вечность. Бредя по песку, мы с лошадью то и дело спотыкались, ноги путались, но никто из нас и не думал падать или сдаваться – мы упорно двигались вперед. Куда идти и где именно находится это чертово озеро, мне было неизвестно, никому неизвестно, оставалось лишь рассчитывать на удачу. А эта подруга явно держала на меня зуб, потому что после суток пути по пустыне нам так ничего и не встретилось.
Ночь была душной. Неистово хотелось пить, но воды не было. Горло давно пересохло и в нем будто скребли кошки, как бы я ни пытался проглотить это неприятное ощущение – не удавалось. Остатки еды, которые у меня оставались, не лезли в горло. Лошадь со мной была солидарна в этом вопросе и не притронулась к насыпанному овсу. «Глупо было тащить ее с собой, – запоздало подумалось мне, – это животное не приспособлено к таким условиям. Будем надеяться, что завтра нам удастся на кого-то набрести или хотя бы найти воду».
На следующий день нам все так же не везло. Мы двигались все медленнее и медленнее, а быть может, вообще ходили по кругу. Пейзаж совершенно не менялся, сплошные волны и дюны песка простирались перед нами, от них уже рябило в глазах.
– Давай, еще немного, – еле-еле переставляя ноги, бормотал животному.
Для чего я это делал? Мои слова вряд ли могли подбодрить полудохлую лошадь, но мне от речи становилось чуточку легче. Говорить вслух было не самым приятным занятием, когда во рту такая же пустыня, как и вокруг, но это хотя бы уверяло меня в том, что пока я в сознании. Как кочевники живут в таких условиях, в моей голове не укладывалось. За пару дней, что я находился здесь и ощутил на себе все прелести пустыни на себе, я понял, что жить в таких условиях практически невозможно. Но человек – самое живучее создание в мире, ко всему приспособится – именно на это я и рассчитывал, укладываясь спать в третью ночь.