Воронов молчал. Кажется, мой поток мыслей удивил его, вогнал в ступор. Смертоносный огонь в глазах-льдинках угас, должно быть, это хороший знак.
- Я не буду тебя увольнять, - тихо, едва слышно произнес Вадим, после долгой паузы. – И, пожалуйста, не называй себя зверьем, мне это… больно слышать, - последние слова я почти не расслышала – настолько тихо они были произнесены. – Ты ничего себе не надумала, скорей, это я оказался неосторожным. Никогда раньше я не ощущал такой дикой почти, что противоестественной жажды узнать девушку. Ты что-то сделала со мной или я сам собой. Мне хочется тебе помогать, оберегать, но я не могу допустить тебя в свой мир.
- Но ведь Милану ты пустил, - с искренней, детской злобой проговорила я.
- Она знает лишь то, что должна знать. Я с ней потому, что мужчина и мне нужна женщина. Она мне не жена, даже не любовница, просто игрушка, компания на вечер. Я не имею права на нормальные отношения. Мой мир не потерпит такого упущения. У меня ничего не было, когда я вступил в клан. Ничего не было, кроме влияния и денег, когда я стал во главе клана. Клан – моя семья и ради нее я пожертвовал шансом иметь любовь и принимать любовь единственного близкого человека – своей собственной сестры. Такая плата казалась мне не существенной, пока я не встретил тебя. И только потому, что ты мне небезразлична, я не могу подпустить тебя к себе. У меня не должно быть слабых мест, ведь с их наличием, конкуренты непременно ударят прямо по ним. А я не хочу этого, не хочу, чтобы тебе причинили боль, - Воронов провел костяшками пальцев по моей щеке, а я просто находилась на грани того, чтобы упасть в обморок. Я ведь почти что убедила себя в том, что между нами ничего не было, и Вадим просто игрался мной. Лучше бы всё оставалось так, чем узнать такую правду.
Я ничего не ответила, да и говорить, как по мне, не было никакого смысла. Биться в истериках и проклинать всех и вся я не собиралась, четко понимая, что ничего изменить нельзя. Пусть я и мои друзья были мелкими карманниками и не всегда честно зарабатывали себе на жизнь, но представление о преступной жизни имелось. Тут нельзя взять и просто всё повернуть на сто восемьдесят градусов только потому, что тебе так захотелось. А тем более нельзя, когда ты не просто карманник, а глава целой группировки. Сколько их там? Десять тысяч? А может и больше.
Я убрала от себя руку Вадима, хотя больше всего мне сейчас хотелось, как бездомному животному прижаться к ней, ощутить тепло. Но нельзя и это «нельзя» вспарывало грудную клетку, заставляя истекать кровью, загибаться, сатанеть от неизбежности.