Я смотрела на его профиль, пока он вел машину, и чувствовала, как мое сердце стало биться в горле, а грудь так сильно сжалась, что я не могла сделать вдох.
Я не могла вспомнить, улыбалась ли когда-нибудь ему своей настоящей, беззастенчивой улыбкой, и уж точно никогда не смеялась при нем.
— Я никогда не смеялась при тебе, — тупо выпалила я.
Он мимолетно взглянул на меня, затем снова перевел взгляд на дорогу, прежде чем ответить:
— Дорогая, ты с Брентом и Брэндоном или с Латанией и Дереком смеешься так, что я слышу твой смех через стены.
ОмойБог!
— Ты хочешь сказать, что я очень громко смеюсь, — заметила я.
— Нет, — терпеливо ответил он. — Я хочу сказать, что у тебя великолепный смех. Я слышал его. И он мне нравится.
ОмойБог!
Это была неправда. Он просто хотел быть вежливым, а так как я не могла смириться с его добротой и вежливостью, то решила заявить:
— Моя улыбка не освещает мое лицо. Она кривовата, — сообщила я ему.
— Она не кривовата.
— Точно.
— Мара, нет, ты не улыбаешься мне, потому что всегда кажешься испуганной, стараясь побыстрее от меня сбежать. Но я видел, как ты улыбаешься Дереку и Латаньи своей настоящей улыбкой. Я мирюсь с твоей улыбкой, несмотря на то, что ты напряжена, но когда ты научишься расслабляться в моем присутствии, твоя улыбка будет именно, черт побери, такой. Просто чертовски фантастичной.
Я специально не смотрела на него, пялясь в лобовое стекло, пытаясь найти объяснение этому безумию.
— Ты пытаешься быть вежливым со мной, — прошептала я.
— Да, я хороший парень, — согласился он. — Но я не очень-то вежлив. Я говорю то, что думаю. А теперь я хотел бы узнать, почему каждый раз, когда я делаю тебе комплимент, ты начинаешь опровергать мои слова, наговаривая на себя всякое дерьмо.
— Я не наговариваю, — возразила я.
— Я же сказал тебе, что у тебя хороший музыкальный вкус, а ты тут же решила, что меня раздражает твоя музыка, которая слишком громко звучит. Какая связь, между тем, если тебе говорят, что у тебя хороший вкус в музыке, и тем, что твоя музыка слишком громко играет?
Мне ничего не оставалось сделать, как согласиться с ним, потому что со стороны это выглядело полным абсурдом.
— Гм… — пробормотала я.
— То же самое и с твоим смехом. Я говорю, что мне нравится твой смех, ты тут же воспринимаешь мои слова, будто ты слишком громко смеешься.
Лучше бы он ничего не говорил.
— Хватит уже, — выпалила я и пожалела, что не успела зажать рот руками, потому что прозвучало это глупо.
Мне нужно было тогда на лестнице каким-то образом отвертеться от него, может наступить ему на ногу и убежать. Почему я этого не сделала, теперь вот сижу рядом в его внедорожнике? Мне не стоило соглашаться поехать с ним.