- Как ты здесь оказался? - спросила Джессика.
- Через дверь. Ты так сильно плаката, что не слышала, как я вошел.
Джессика посмотрела на дверь, ей было интересно, возможно ли, чтобы кто-то вошел сюда незамеченным.
- Скажи мне теперь, ночная леди, что заставило тебя плакать?
Джессика пыталась решить, должна ли она что-нибудь говорить сегодня. То малое, что она сказала Коулу, превратило их беседу в фиаско. Джессика все еще чувствовала огромную необходимость излить кому-нибудь свои несчастья, особенно Козимо. Она тяжело вздохнула и подняла голову.
- Я бы никогда не открылась людям, Козимо. И теперь, когда я хочу этого, я не могу.
- Почему?
- Мне кажется, что люди не хотят знать, что я думаю, что чувствую.
- Почему же?
- Когда я была молодой, я должна была хорошо обдумать мои отношения с отцом. Я никогда не была естественной или открытой. Каждый мой шаг был взвешен и обдуман. Мне кажется, что уроки, полученные мною в детстве, стали привычкой. Я всегда думала, что глупо и опасно открывать людям сердце.
- Почему?
- Я подозревала, что они получат преимущество надо мной, или подумают, что я глупа или сбилась с круга.
- Такая опасность существует всегда. Но это был бы странный мир, Джессика, если бы никто не знал, что думают или чувствуют другие. Если бы никто не открывал своего сердца, мы все жили бы в темноте и страхе.
Джессика кивнула и отвернулась, стараясь, чтобы губы не задрожали, чтобы снова не заплакать.
- Ты боишься, что про тебя подумают, что ты глупая? - ласково спросил Козимо.
Джессика снова кивнула.
- Значит, ты всю жизнь прожила в страхе, Джессика.
- Я знаю. Но это так трудно, Козимо.
- Ты удивилась сладости вина, - ответил он. - Тогда тебя может удивить и сладость искренности.
- А что, если Коул совсем не такой, каким я хочу его видеть? Что, если он не хочет меня так, как я хочу его? Как я узнаю, что он действительно чувствует ко мне?
- Ты не узнаешь, Джессика. - Козимо усмехнулся. - Ты не будешь знать этих вещей, пока находишься в изоляции.
- Вероятно, ты прав.
- Ты слишком много ожидаешь от себя. - Амаре ет сапере вике део сонцедитур.
- И что это значит?
- Любить и быть мудрым в одно и то же время почти невозможно, даже для Бога.
Эти слова подняли ее дух. Она наклонилась к монаху:
- Хорошо сказано, Козимо.
- К несчастью, я не могу присвоить эти слова. Они принадлежат кому-то другому.
Монах приблизился к ней, и Джессика протянула ему руку, не боясь больше, что тот может что-то сделать с ней. Его рука была теплой и сильной, загорелой и мозолистой, но рукопожатие было нежным.