— На твое усмотрение, — сжимаю зубы, чтобы лишний раз не ответить ему той же монетой. Он же делает это специально, надо просто взять себя в руки и вести себя по-взрослому, а точнее не вестись на его колкости. Присаживаюсь на диван, кладу ногу на ногу, аля Шерон Стоун, тоже мне блин, соблазнительница. Сережа приносит вино и подает его мне.
— Ну что, девчонки, завтра поедем в местный аквапарк?
— Да! — радостно заголосила Маша, а я, судя по горящей пятой точке, сомневаюсь в этом. Если сейчас моя задница начинает гореть, и на ней становится невозможно сидеть, как я прокачусь на горках, на пузе и мордой вперед? Нет, тоже не получится, ибо морда тоже пострадала, похлеще задницы.
— Наверное, вы поедете вдвоем, я не очень люблю аквапарк.
— Ну, Ксюша.
— Маша, не приставай. Каждому свое. Поедем с утра и к ужину вернемся.
Мы сидим в ресторане и едим морепродукты, сегодня мы попали как раз на рыбный день. Я обожаю рыбу, тем более морепродукты. Моя тарелка красуется всеми обитателями водного мира, а мне кусок в горло не лезет. Попа горит так, словно ее отхлестали тысячью плетьми. Ладно, с задницей я смирилась, стараюсь не двигаться, а вот ноги, это конец. Мерзкие туфли настолько сжимают ступни, что хочется лезть на стену. Думала снять этих убийц, пока никто не видит, да вот фигушки. Скатерть не прикрывает ноги, и очень даже мужская часть ресторана на меня смотрит, в отличие от некоторых. Но и это не самое страшное. Хуже всего то, что сними я эти туфли, то просто не надену их обратно, опухшие и, наверняка, кровавые ноги просто не влезут обратно.
— Ксюш, ты чего не ешь? — интересуется Сережа.
— Аппетита нет.
— Боже мой, ты что опять заболела?!
— Нет. Просто не хочу есть, — сжимаю чертову вилку и пытаюсь думать о хорошем.
Дальнейшие события ужина я различала с трудом. Тело горело абсолютно все, а ноги… Ноги мне хотелось отрезать.
— Прогуляемся по набережной? — спрашивает Сережа, а мне удавиться охота, это же такой шанс, романтичная набережная, шум воды, но вот ноги…
— Давайте, — кричит Маша.
Мы уходим из ресторана, я пытаюсь держать походку и по возможности лицо, не знаю, как выходит на деле, но мы таки покидаем отель и идем к набережной. Здесь хотя бы темно и моего красного лица не видно. Маша бежит впереди, никого не замечая.
— Сгорела все-таки. Я же предупреждал.
— Да замолчи ты, и без тебя тошно, — все, больше не могу от боли, я готова снять эту обувь и идти босиком, и плевать, что асфальтовая дорожка грязная.
— Пойдем обратно, чего себя мучать, лицо у тебя мягко скажу, нерадостное, — все. Останавливаюсь, не в силах больше это терпеть. Кажется, по глазам катятся слезы. — Ты чего?!