— Прибавить — это дело, — кивнул одноглазый. — Это богоугодно. А вот условия ставить смиренным труженикам веры — это уже не богоугодно. Одним словом, двенадцать крон с повозки — это только за то, что мы с вами просто разговаривать стали. А за то, чтобы целыми добраться до Кирхайма — это уж мы возьмем с повозок, сколько Мученик Иеремия нам дозволит. Хватит болтать — развязывайте тюки.
При этих словах люди одноглазого сделали пару шагов вперед с явным намерением окружить передние повозки.
— Эй-эй, стоять! — воскликнул Нуту, потащив из ножен меч. Поняв, что сейчас начнется, я, стараясь не привлекать внимания, вытащил из футляра заряженный крикет, Винс же присел за подводу за моей спиной.
Одноглазый сделал едва заметный жест рукой, и секунду спустя Нуту дернулся и повалился огромным мешком в грязь — из его затылка торчал наконечник арбалетного болта. Его люди мгновенно повытаскивали мечи и рассредоточились, а на них с гиканьем бросились разбойники. Грянули выстрелы. Дым повалил грязными ватными клубами, послышался лязг мечей и отчаянные крики.
На секунду я растерялся, и это едва не кончилось плохо: один из иеремитов, молодой парень с куцей бороденкой и прыщавым лицом, вырос прямо передо мной, замахнувшись кривым клинком. Целиться было некогда, и я, вскинув крикет, разрядил его прямо в грудь разбойнику. Пуля проделала в кольчуге черную дыру, а парень осел в грязь, выронив саблю из рук.
Стараясь на него не смотреть, я огляделся по сторонам. Вокруг уже кипел беспорядочный, кошмарный бой. Двое наемников из последних сил загораживали бледного, как смерть, безоружного Бажана от наседающего одноглазого иеремита, отчаянно рубившего мечом направо и налево. Чуть поодаль еще один разбойник насмерть сцепился с возницей передней повозки: они катались в грязи, стараясь до тянуться до валяющегося рядом топора. Впереди двое разбойников быстрыми, хорошо натренированными движениями перезаряжали аркебузы. Еще один, чернобородый толстяк в пластинчатой броне, натягивал тетиву арбалета.
Именно арбалетчика, который стоял ближе других, я и наметил следующей целью. Мысль о том, что этот ублюдок только что ради денег убил Нуту, заволокла мой разум кровавой пеленой. Перескочив через поваленное дерево, я настиг его, уже наложившего стрелу для нового выстрела, и рубанул крикетом наотмашь, так что лезвие, вонзившись в плечо, проделало путь до самых ребер. Глухо вскрикнув, он повалился на землю, заливая кровью еще дымящееся дуло крикета и мои руки.
«Это же люди, что ты делаешь!» — промелькнула в моей голове мысль человека, никогда в жизни не убивавшего. Чувство, что я только что лишил жизни двоих людей, едва не скрутило меня узлом, и крикет чуть не выпал из моих рук.