Близость на максимум (Снатёнкова) - страница 11

Зачем, вообще, открыла дверь? Зачем впустила в свою квартиру?

- Озёрин, вали отсюда.

Его руки потянулись ко мне. Накрыли колени, и сильно сдавили.

- Ты тоже скучала. Я знаю, что скучала.

Он пьян. Он чертовски пьян. От Юрки несет дешевой водкой и сигаретами. Как я сразу не поняла, в каком он состоянии?

Скинула руки, слабее чем хотелось и встала на ноги.

- Пошел вон.

- Ты обижаешься из-за того звонка? Это шутка. Одногруппница взяла трубку и решила повеселиться. Ты ведь не думаешь, что мне, кроме тебя, кто-то нужен?

Он сделал шаг ко мне, но я, вытянула руку останавливая.

- Озёрин просто уйди. Сделай так, чтобы я больше тебя не видела. Понял?

Я не плакала. Впервые за все эти дни, ненависть к кому-то перекрыла ту тягучую боль.

Да. Ненависть сильнее. Определенно сильнее.

- Малышка. – Снова шаг и он хватает меня за руку, притягивая к себе.

- Буду орать. Отпусти.

Не отпускает. Еще крепче сжимает руку, утыкаясь носом в волосы.

- Люблю тебя.

Пытаюсь ударить, не получается, перехватывает руки и заносит за спину.

- Хочу тебя.

- Отпусти. Сейчас же. – Сквозь зубы, четко проговариваю каждую букву.

« – Ник, люблю тебя.

- Тебе не кажется, что нельзя такими словами бросаться?

- Я и не бросаюсь. Просто знаю, что ты та самая для меня. Единственная.

- Это ты когда узнать успел?

- Всегда знал. Как только ты в класс зашла, так сразу и понял. Знаешь, как сердце забилось. И сейчас бьется, когда ты рядом.

- Без меня оно, значит, не бьется, да?

- Шутишь все. А я ведь правду говорю. Никогда тебя не разлюблю. Это на всю жизнь понимаешь? На всю жизнь. Никогда не обижу. Никогда не брошу. Как, собака побитая, буду бегать за тобой, потому что люблю.»

Эти слова он мне в девятом классе говорил, когда впервые в любви признавался. А сейчас, спустя несколько лет, он пристает ко мне в квартире, откуда пару дней назад вынесли гроб моей бабушки.

Насколько коротка любовь? Три года? Именно столько она существует? Да нет никакой любви. Её нет. Люди просто придумали это слово. Не существует никаких этих чувств.

Зато точно знаю о существовании другого слова, которое сейчас испытываю к Озёрину. Ненависть.

- Стоит мне только закричать, как прибегут соседки. Лучше уйди. По-хорошему прошу. Уходи.

Я врала. Не придет никто. Соседка, которая с бабушкой дружила, сейчас сама от нервов в больницу слегла. А больше и не нужна я никому. Только Озёрин не знает этого. А он трус. Испугается и отпустит. Всегда слабаком был. Не знаю, почему раньше на это внимание не обращала.

- А мы по-тихому. Никто не услышит.

Хватает за плечи и на диван кидает, телом своим наваливаясь.