— Чёрный будет сочетаться с кожаными диванами, Эми, — говорит мне Канье.
— Но он не будет сочетаться с голубым ковриком, который мы купим для столовой. То же самое касается салфеток и кухонных полотенец, которые тоже будут голубыми, — отвечаю я.
Глаза Канье расширяются, и я быстро поясняю свои слова:
— Нам нужны какие-нибудь другие цвета по мимо чёрного, парень. Голубой сделает дом светлее, и он — мальчишеский цвет, к тому же, мой любимый, — я удерживаю его взгляд и решительно приподнимаю подбородок.
Канье тяжело вздыхает, а затем внезапно ухмыляется и поднимает меня на руки, отчего я удивлённо вскрикиваю.
— Ну, раз это твой любимый цвет, то мы покрасим весь дом в голубой.
Смотря в его сияющие глаза, я улыбаюсь и понимаю, что это и есть рай. В руках мужчины, который сделает ради меня что угодно. Даже покрасит весь дом в голубой.
— Эм, — голос мамы возвращает меня из воспоминаний, и я поворачиваюсь к ней. — Ты в порядке, милая?
— Да, мам, всё хорошо, — произношу тихо.
Пройдя в гостиную, я осматриваю пол, чёрные кожаные диваны, телевизор с тумбой и деревянный журнальный столик.
На стене висят всё те же фотографии в рамках.
Вот вечеринка Канье, которую он устроил, когда закончилось его служба в морской пехоте.
Вот мы с Канье собрались на мой выпускной бал.
Вот наше первое свидание. Канье сводил меня на поле для игры в гольф той ночью, где устроил пикник под деревом с китайскими фонариками. Я никогда не видела ничего красивее.
Вот я окончила среднюю школу.
Вот я в бикини. Мы с друзьями часто купались в реке Вэлли.
Вот мы с Канье стоим перед этим домом в тот день, когда купили его. Тут мы собирались строить семью.
От воспоминаний у меня кружится голова, в ушах раздаётся звон. Понимая, что скоро распадусь, я хватаюсь за диван, чтобы не упасть.
Мне нужно остаться одной.
Сделав глубокий вдох, я беру себя в руки, чтобы попросить маму уйти.
Оборачиваясь, я вижу, что она пристально за мной наблюдает:
— Спасибо, что привезла меня. Я хочу немного вздремнуть. Созвонимся вечером, хорошо?
Я не уверена, что мама видит на моём лице, но она не спорит.
Слава Богу.
— Конечно, милая. Устраивайся, поговорим вечером.
Крепко обняв меня, она выходит из дома и закрывает за собой дверь.
Я смотрю на дверь, которую мама только что закрыла. Она покрашена в светло-голубой цвет, и в центре её верхней половины стекло, через которое нельзя увидеть, что происходит дома или во дворе.
Внезапно ощутив соль на губах, я отвлекаюсь от рассматривания двери и, повернувшись в сторону гостиной, снова начинаю разглядывать все фотографии.