— Эмми, — начинает Канье, но я обрываю его.
— Нет, пожалуйста, Канье. Не начинай. Я уже говорила тебе свой ответ сто раз, и он не изменился.
На лице Канье отображается разочарование, как и всегда.
— Сколько раз я должна тебе повторить, что я не та Эмили, в которую ты влюбился.
— Тогда покажи мне новую Эмили. Я тоже буду ее любить. Какую бы маску ты ни носила, я буду любить их все, — твердо заявляет Канье.
Мой рот раскрывается, глаза расширяются. Когда же он сдастся?
Канье должно быть увидел вопрос на моем лице, потому что он ответил за меня.
— Я никогда не сдамся, Эмми. Не думай, что я не могу читать тебя как книгу. Я знаю, что ты делаешь. Отталкиваешь меня, потому что думаешь, что по какой-то гребаной причине спасаешь меня. Но это не так. Быть вдали от тебя невыносимо. Но все в порядке. Я понимаю, почему ты это делаешь, но никуда не уйду. Я останусь. Каждый чертов день я буду напоминать тебе, как сильно тебя люблю. Я. Никогда. Не. Сдамся. Я знаю, что ты любишь меня, Эмми. Я вижу это в твоих глазах каждый раз, когда ты смотришь, как я вхожу в этот дом, и каждый раз, когда ты держишь свое ожерелье.
Я отдергиваю руку от ожерелья, даже не осознавая, что держу его, чтобы выдержать этот разговор. Глаза печет, но я не хочу плакать. Я понятия не имею, что сказать, как его удержать. Я решаю сказать правду. Я понятия не имею, что еще делать.
Я поднимаю руки вверх.
— Я больше недостаточно хороша для тебя. Я даже не могу улыбнуться, не говоря уже о том, чтобы снова смеяться. Ощущение счастья — это гребаное чудо для меня. Ты хочешь этого? Хочешь всю оставшуюся жизнь видеть рядом с собой подавленную женщину? Я не та веселая, счастливая, свободолюбивая Эмили, в которую ты влюбился. Тебе стоит понять, что пора двигаться дальше.
— Никогда. Я вижу ее каждый раз, когда захожу в этот дом, и ты смотришь на меня, как раньше. Я вижу ее, прямо сейчас, пытающуюся защитить меня, человека, которого ты любишь. Что бы ни крутилось у тебя в голове по поводу того, что ты недостаточно хороша для меня или пытаешься дать мне лучшее будущее, это все неправильно, Эмми. Я вижу, что это займет больше времени, чем я думал, чтобы ты поняла, что я никуда не уйду, независимо от того, какие слова ты мне говоришь. Я был здесь двенадцать лет назад. Я здесь, и я буду сражаться за тебя до самой своей смерти.
Канье делает два шага и целует меня в висок. Я оцепенела от его решительных слов, а теперь я окаменела от его прикосновений.
— Увидимся завтра, Эмми, — тихо говорит Канье и выходит из дома.
Я остаюсь смотреть на столешницу на кухне, пытаясь вспомнить, всегда ли он был таким упрямым?