И теперь прорвало. Смыло прочь.
— Паша, Пашенька, — она цепляется за мои запястья и первой приходит в себя, — осторожнее…
Она боится, что я оставлю следы на ее нежной коже. И она права, черт возьми, я совсем потерял голову.
— Прости, — отрываюсь от нее, но не отпускаю, — я все-таки иногда теряю контроль.
— Ты все-таки живой, — она усмехается и запрокидывает голову, рассматривая мои черты. — И ты здесь… Приехал.
— Я не смог раньше. Никак нельзя было.
— Я понимаю, все хорошо, не надо... Я в порядке, ничего не произошло.
— Это правда? Ты не успокаиваешь меня?
— Кажется, он поверил мне.
— Насчет чего?
— Насчет Стаса. Наконец, услышал, что я не изменяла ему, а лишь не смогла защитить себя.
В ее глазах горит искренняя радость, и мне становится не по себе. Черт, она радуется тому, что этот урод устал и прозрел через восемь лет. Или ему надоела старая игра и он решил разнообразить и придумал новое развлечение.
— И чего он хочет?
— Ничего, — она врет, вижу по глазам, которые она поспешно прячет, почуяв, что выдала фальшивую ноту. — Нам нужно время, чтобы разобраться.
— Нам?
— Мне и Диме… Паша, послушай меня, — она скручивает пальцами мою рубашку, потому что я на рефлексах делаю шаг прочь. — У него щелкнуло в голове, я вижу, чувствую это, я смогу достучаться до него.
Что?
— Дима теперь разговаривает со мной. По-нормальному. Как раньше.
Даже так...
Что он делал с ней?
Что с ней вообще?
И так быстро. За один чертов день промыл мозги… Изворотливый жестокий сукин сын, он столько лет держит ее при себе, что может забавляться любым способом. Без пощечин заставлять делать то, что он хочет.
Ее нужно увозить. Забирать от него подальше.
— Я не хочу рисковать тобой, — Оля тянется ко мне и обнимает теплыми ладонями лицо. — Я не прощу себе, если он что-то сделает с тобой…
— У него же щелкнуло в голове.
Она прикрывает глаза на мгновение из-за моего холодного тона с издевкой, которую я не стал сдерживать.
— Ты напряжен, — она проводит ладонями по моим плечам, массируя, — и ты злишься.
— Я всё подготовил, чтобы забрать тебя. Ночью в смене будет сразу три моих человека, они помогут тебе уехать.
— Он будет в бешенстве, если я уеду сейчас…
— А так бы не был?
— Это другое, Паша. Он открывается мне впервые за долгое время, он не трогает меня и ничего себе не позволяет, мы только общаемся, пытаемся найти общий язык… Сейчас нельзя, он воспримет это как удар в спину. Слишком рано… Дай мне договориться с ним, он отпустит меня сам.
Я не верю, что она говорит это всерьез. Вглядываюсь в нее и ударяюсь об ее немыслимую уверенность, она действительно верит каждому произнесенному слову.