Остывший кофе (Шаров) - страница 64

Вчера снег, сегодня — дождь. Вот и меня бросает, словно в жар, в крайности. Хочется уже избавиться от одиночества. Но едва подпускаешь кого к себе, так сразу тянет бежать без оглядки. Бежать даже от самих мыслей по поводу того, что однажды можно проснуться счастливым, просто находясь рядом именно с этим человеком. Впрочем, как и почти с любым другим. Одиночество же ничего не обещает, а потому более честно. Да и что может быть нелепее счастливого человека, который только в сравнении определяет для себя критерии счастья, и значит только разумом, но не сердцем, не душой ощущает всю его полноту. А потому, почти всегда, полон сомнений, которые слепо гонит от себя, но которые, в самый неподходящий момент, однажды, вонзают свои когти.

Всё-таки взял отгул. Теряю жизненную хватку. Она, эта самая жизнь, как будто просачивается сквозь пальцы. Я пытаюсь её удержать, но хватаюсь только за пустоту. Сама пустота — это я сам. Просто мысли, просто чувства, грёзы, воспоминания – сплошная метафизика.

Рассеяно слежу взглядом за дорожками дождя на кухонном окне.

Привязанность — всего лишь несколько иная, более сложная форма одиночества. Она выполняет функцию бинта, тогда как сама болезнь сидит глубоко внутри, и потому, со временем, только усугубляет её течение. Но, к сожалению, другого ''лекарства'' от этого недуга пока не придумали.

Может моя судьба уже давным-давно умерла? Или, что ещё нелепее, не родилась вовсе, ожидая исхода нескольких веков от настоящего момента? Ах, да, нельзя и предполагать такое, ведь это никак нельзя примерить между собой. Куда правильнее, в разы, в сотни крат, искать своё счастье, не прекращая эти, с самого начала бесполезные поиски. Подстраивать свои личные критерии чувств под единый стандарт — это ли исключительность любви?

Десятый час утра. Я сижу в зале, освещенной потолочной люстрой. Свет не яркий, лампочки давно пора менять, но его вполне довольно, чтобы читать. Прочёл одну страницу, затем вторую, на третьей обрыв. Французская классика всегда меня чем-то привлекала. В ней я находил что-то очень понятное для себя. Опять метафизика. Или это уже избыток чувств по поводу прочитанного и обдуманного дает о себе знать?

Избыток чувств, как переполненный до краёв бокал. Разве только расплескаешь вокруг себя, а то и запачкаешь того, кому этот бокал предназначался.

Всё как-то измельчало. Раньше писали друг другу длинные и проникновенные письма, в которых делились одним сокровенным, обнажая тем самым душу. Сейчас же бояться признаться даже в какой-то незначительности, бояться, что их слова интерпретируют на свой манер, обязательно неправильный, а то и вовсе высмеют или не поймут. Но не бояться при этом лезть к другому человеку в постель, как будто это менее постыдно, чем то, что у тебя лежит на душе – твои самые смелые надежды в жизни, переживания, наблюдения. Измельчали мечты. Теперь это только вопрос размера кармана. Измельчали слова, за которыми не стоит ровным счётом ничего. Важен лишь сиюминутный эффект, который они производят. Измельчали отношения – теперь это взаимовыгодный фарс, в котором одна искусственность, примерка ролей и реплик (убедительнее, я прошу вас сыграйте это ещё раз, но более убедительнее!), и ничего, в сущности, своего, за исключением уже давно ставшего незначительным факта, что это твоя, а не чужая жизнь. Измельчали мы сами -- куклы, манекены, механические болванчики. Как тут не усомнишься по поводу рациональности происходящего?